Джейсон Рейнольдс - Долгий путь вниз

И слушал Тупака или Бигги.

я ложился спать,
свернувшись
на своей кровати,
постепенно засыпая и
смотря на флаконы одеколона
на тумбочке Шона.

И застрявший в пазах средний ящик.

В полном одиночестве.

поскольку не хотел
ненужных разборок
посреди ночи,

вот почему я не трогал
его вещей

никогда.

Мне было двенадцать, шестнадцать – ему,
мы на ночь трепались, пока не вырубались.

Он мне говорил, как с телками мутит,
а я выдумывал девчонок своих.

И он делал вид, будто мне верит,
чтобы я стал по жизни уверенней.

А потом говорил мне про рэперов,
умерших кумиров, Тупака и Бигги,

их все обожают, потому что
мертвых всегда любят больше.

Шон сказал мне, что я уже вырос,
и обрызгал своим одеколоном,
добавив, что моей девчонке,
моей первой девчонке,
понравится.

Но ей не понравилось,
и я ее бросил,
потому что

мне показалось,

что она
при этом противно фыркнула.

прикольно
и смешно
и забавно
шутить надо мной,
называя меня

Уильям,
и что я будто достоин
захвата за шею –
он считал это
братскими объятиями.

останется
в его флаконах.

И я не стану больше
засыпать, ожидая,

что если я трону
хоть один флакон,
то сразу получу
по шее.

Но мне чудится: его рука
уже хватает меня за шею
и гнет голову,
стоит мне лишь подумать,

что я не буду больше засыпать
и думать о том,
что он

рано или поздно
придет домой, потому что
он уже не придет, и, наверное,
я должен любить его больше,

как будто он мой любимчик,

но это трудно,
потому что,
он был мне только брат, и уже тогда

был моим любимчиком.

наша комната
как будто
накренилась.

Раскололась.

Наполовину опустела.
Наполовину вымерзла.

И стало так странно
видеть
один ящик

посреди
нее.

он так странно смотрелся,
подавая мне знак, как будто
то, что было внутри него,
могло бы сразу все исправить.

Я дергал и тянул его,
хватался за него и тащил,
пока он не открылся,
пусть даже всего на дюйм.

Но этого хватило,
чтобы мои пальцы
скользнули внутрь и нащупали

холодную сталь.

Пушка.
Ремешок.
Кусок.
Печенька.
Горелка.
Печка.
Секач.
Шпалер.
Ствол.
Станок

для ПРАВИЛА № 3.

Его на районе все знали
за его жуткие вопли,
он орал как сирена, но при этом

был милый, как его имя.

много трепался, и все потому,
что был коротышкой, но я считаю,
это из-за того, что мать еще в детстве
отдала его учиться на акробата,
а если ты носишь трико
и умеешь ходить «колесом»,
то сумеешь и защитить себя

или говорить, что сумеешь.

лучшее, что он сделал для Шона, –
научил его трюку «сальто с перекладины».

Худшее, что он сделал для Шона, –
он застрелил его.

это когда ты висишь
вверх ногами
на перекладине
и раскачиваешься
вперед и назад
сильней и сильней,
пока не наступает
момент, и ты освобождаешь
ноги и летишь
с перекладины, надеясь
встать на ноги.

Все дело в расчете времени.

Если ты отпустишь
ноги слишком рано,
то приземлишься
лицом. Если
отпустишь ноги
слишком поздно, приземлишься
точно на спину.
Вот поэтому
нужно идеально все рассчитать,
чтобы все получилось.
Шон научил меня,

как все рассчитать идеально.

Если ты научишься
делать сальто с перекладины
или ходить «колесом»,
то ты уже король.
Шон мог и то и другое,
и поэтому его считали
королем на районе
я и Тони и
все наши друзья.
При этом он следил и за тем,
чтобы меня считали принцем.

Ну, если вы не в курсе…

Риггс переместился
в другую часть района,
где рулила без предела
банда Темное Солнце.

Он захотел примкнуть,
чтобы его не считали
пустозвоном,
а приняли к себе, и тогда

он приобрел бы стержень
внутри от ребят,
что только и ждут чужаков,
забредших на их территорию,

а находятся они
в девяти кварталах от нас,
и поблизости от того самого
магазина на углу,

где продается особое мыло,
за которым мама
послала Шона
позавчера.

Сам
уложи
кого –
нибудь

или

кто –
нибудь
уложит
тебя.

Я рос и вместе с мамой
видел их очень много.

И всегда знал, кто убил,
даже раньше полицейских.

Это как дар. Придумывать анаграммы
и раскрывать убийства.

Должен был быть.

Никогда даже
не касался.

Он тяжелей,
чем я думал,

это как держать
новорожденного

только я знал,
что при этом

крик будет
гораздо,

гораздо, гораздо
громче.

Моя мама,
пошатываясь,
всхлипывая, бредет в ванную.

Шлепком ладони
я вырубаю свет,
погружаюсь в темноту,
кидаюсь на кровать,
запихнув ствол под подушку,
как выпавший зуб.

ушел от меня,
казалось,
на вечность,

спрятался так,
как сам я когда-то
скрывался от Шона,

но потом, наконец,
высунулся осторожно
из-под боли.