Морис Ренар - Таинственные превращения

– Чего тебе? – прошептал он лакею, который к чему-то напряженно прислушивался.

Часы пробили половину двенадцатого. Рядом в траве зазывно замяукал кот. В тот же миг калитка медленно и бесшумно приотворилась и на фоне стены мелькнула чья-то тень. Человек осторожно прикрыл дверцу с очевидной целью избежать малейшего стука или скрипа. В руке он держал ключ или отмычку, затем, повертев ее в пальцах, сунул себе в карман. Быстро оглядевшись по сторонам и почти задевая плечом стены, неизвестный направился вдоль по улице.

Лионель и Обри всмотрелись в его фигуру. Фуражка надвинута на лоб. Воротник пальто поднят. Голова вжата в плечи. Лицо тонет во мраке. Руки засунуты в карманы и прижаты к бокам. На ногах мягкие парусиновые туфли. Движения спокойные и хищные, как у ночной кошки. Явно умеет ходить крадучись, одним прыжком бросаться наутек и мгновенно исчезать, растворяясь во тьме, сливаясь с окружающей средой или ночными тенями. Кто это? Может, кто-то из прислуги особняка Морейля? Тогда почему скрытничает, прячет лицо? Обри и Лионелю пришла в голову одна и та же мысль: это вор, только что обокравший Жана Морейля.

Лионель растерялся. Что предпринять? Позволить мошеннику уйти безнаказанно? Он снова вгляделся в удалявшуюся фигуру, и походка вдруг показалась ему знакомой. Да, он где-то видел этого типа, причем недавно. «Это не грабитель, – подумал граф, – он похож на тайного агента. Наверное, служит на жалованье у Жана Морейля, который нанял его для секретных надобностей. Почему бы Морейлю не иметь своего Обри?»

Привратник подкрался к Лионелю и шепнул:

– Надо проследить за этим субъектом, граф. Сердцем чую: тут что-то не так. Оставайтесь здесь и наблюдайте за домом. Я скоро вернусь и все расскажу.

– Ладно, – кивнул де Праз.

Дойдя до угла, человек пересек пустынную аллею и пошел дальше. Обри потонул в тени деревьев. Граф на минуту потерял его из поля зрения, но затем снова увидел: он переходил широкую мостовую. Квартал мирно спал. Свет из окон кабинета мягко лился на листву, придавая ей серебристый оттенок. Лионеля охватила досада, когда он мысленно сравнил свою нынешнюю роль с положением Жана Морейля, который в данную минуту, удобно развалившись в кресле и обложившись книгами, являл собой образец достойнейшего английского аристократа, а не презренного шпиона, шныряющего ночью по чужим усадьбам. Граф махнул рукой и вздрогнул, увидев перед собой горящие в темноте глаза огромного кота, удивленно взиравшего на человеческую особь, разгуливающую в неурочный час. Прождав минут двадцать, Лионель уловил легкий шорох в траве: к нему кто-то осторожно приближался.

– Обри, ты? – окликнул он.

– Я, – ответил тот и выругался: – Сорвалось, черт возьми! Я потерял этого типа из виду. Он метнулся на другую сторону аллеи, и с концом. Я пошел наугад, но он исчез.

– Кто это, по-твоему? – прошептал Лионель. – Вор или…

– Пожалуй, бандит. Вид уж больно подозрительный и зловещий.

Граф промолчал, охваченный тревогой, хотя самолюбие не позволило ему признаться лакею в своих страхах. У этого скрывшегося вора почему-то не было с собой никакой ноши. Он явно стащил нечто компактное, что легко скрыть. Кредитки и драгоценности, например, занимают мало места, и можно незаметно для окружающих пронести под одеждой сотни тысяч франков. А если, совершив кражу, этот тип убил хозяина? Вдруг завтра утром в доме найдут труп Жана Морейля? Вдруг в данную минуту он не сидит за письменным столом, а валяется на полу в крови, застреленный или зарезанный неизвестным злоумышленником? «Это ужасно для меня, – осенило Лионеля. – Рано или поздно выяснится, что, пока разбойник расправлялся с Морейлем, я, граф де Праз, зачем-то несколько часов подряд простоял перед особняком жертвы, спрятавшись в кустах и словно выжидая момент, чтобы проникнуть в дом. Либо меня обвинят в сообщничестве, в том, что я подкарауливал Морейля и подавал знаки его убийце. Почва влажная, на ней наверняка остались следы, которые выдадут мое присутствие на месте преступления. Проведут экспертизу и установят, что это отпечатки моих ботинок. В какую скверную историю я вляпался?!»

– Давай поскорее убираться отсюда, – велел он Обри, потом ощупал свои карманы, дабы удостовериться, не выронил ли из них чего-нибудь, что поможет сыщикам напасть на след, и решил хорошенько утоптать землю.

Шло время, отмеряемое отдаленным звоном часов. В окнах так и горел свет, и никто не нарушал трудолюбивое бдение Жана Морейля. В четыре часа утра промерзшие унылые шпионы собрались расходиться по домам, как вдруг раздался собачий лай, который настойчиво и гневно приближался к ним, но затем резко оборвался.

– Подождем еще минут пять, – посоветовал Обри.

Вскоре они различили тень, мелькнувшую на фоне зданий. Свет фонарей позволил им узнать бродягу, незадолго до полуночи покинувшего особняк.

– Вот это да! – ухмыльнулся Обри.

Человек шел прямо на них и, полагая, что в пятом часу утра весь Париж уже спит, больше не прятал голову под фуражкой и воротником. Он приближался уверенной походкой, не лишенной нахальной грации. Две пары глаз, уставившиеся на незнакомца сквозь листву, подстерегали момент, чтобы отчетливо разглядеть черты лица таинственного субъекта. Решающий миг наступил; к своему величайшему потрясению, Лионель и Обри узнали это лицо и разом вздрогнули, как от удара током. Перед ними, несомненно, был Жан Морейль, но какой-то необычный, с бегающими глазами и испитым лицом, будто освещенным неведомым внутренним огнем. Лионель схватил Обри за руку, а странный человек, бесшумно отворив калитку и осторожно переступив порог, вошел в дом и исчез.

– Ничего себе! – опешил Обри.

Окна наверху светлыми стрелами прорезывали темноту ночи. Одно из них распахнулось, щелкнули ставни, и на каменном балконе появился апаш с сигаретой в зубах. Он глубоко вздохнул, сдернул с себя сюртук и возвратился в комнату, а через минуту снова вышел, все еще продолжая курить, но одетый в домашний халат, ловко облегающий стройную фигуру. Мужчина прислонился к ставне и загляделся на звезды, эффектно, как заправский клубмен, держа сигарету в пальцах. В его тонком профиле, выделявшемся в полосе теплого света, не осталось и следа прежнего неприятного выражения апаша. Жан Морейль вновь сделался самим собой. Потом он ушел и погасил свет.

Де Праз с сообщником выбрались из своего убежища, а когда очутились на некотором расстоянии от дома Морейля, Обри, шокированный тем, что увидел, спросил:

– Что все это значит, господин граф?

– Элементарно, – с торжествующей улыбкой ответил Лионель. – Это называется раздвоением личности.

– Ну и ну, – вздохнул Обри.