Мирза Мухаммат - Звездное поле = Йолдызлы басу

С младенчества мы узнаём,
Что скромность лишь красит людей,
И что доброту отдаём
Затем, чтобы встретиться с ней.

Приезжий ходил по гостям,
О славных делах говорил,
Все рады хорошим вестям,
Рассказам о том, где он был.

Гость сам больше слушал у нас
О горьких сиротских годах,
О супе пустом в трудный час, –
Учтивость ценилась всегда.

Джиен – после страшной войны,
Джиен – для недавних бойцов,
Джиен – на руинах страны
Для наших увечных отцов!

С гармошкой ослепший Ханиф,
И пляшет безногий Мирза;
Гаяз, доску в стремя забив,
Летит на коне, как гроза.

Пусть рук нет и ног, но у них
За спинами крылья взвились,
Забилась в сердцах молодых
Их бурная гордая жизнь.

Пусть праздник как праздник, но он –
Не просто полёты с конём,
Есть вечный и твёрдый закон –
Джигиты рождаются в нём.

Пред сверстниками и роднёй
Не должен солдат сплоховать,
Пусть тело в увечьях, душой –
Ребята героям под стать.

Забавой джиен не зовут.
В единственный день за весь год
Узришь ты народную суть,
Узнаешь, чем дышит народ.

Калитка из дома на луг,
На ней, как бескрылый птенец,
Одна коротает досуг
Девчушка, курносый малец.

Гусята-пушки за плетнём,
Над ними хлопочет гусак, –
Невесело праздничным днём
Глядит сирота на большак.

Глядит неотрывно она
За шаткий мосток над рекой:
Там куст или кочка видна?
Нет, движется… Кто ж там такой?

Кого горизонт проявил,
Кого раскачал вдалеке,
Кто пыль над дорогою взвил,
Кто катит домой налегке?

Качается он оттого,
Что раненый иль занемог?
«Эх, если б в отца моего
Сейчас обернуться он смог!

Ну где же ты, папочка мой?
Вернись хоть без ног, хоть без рук.
Я буду гордиться тобой, –
Ну сколько же можно разлук?

Калитка открыта всегда,
Мне нечего прятать за ней,
В избе только я и беда,
И ветер сквозит из сеней».

Истлела калитка давно,
В асфальте большак и мосток,
Но помнить мне век суждено
Войной опалённый росток.

Хоть на день, но в Чалманарат
Лечу на джиен каждый год,
И счастье моё во сто крат
Растёт, уходя от невзгод.

Здесь нет неродных – все свои,
Здесь каждый пригорочек свой,
Здесь жаворонки, соловьи,
Ручьи здесь с водою живой!

Ты праздник народа, джиен!
В истории нет пустяков,
Пусть сотня пройдёт перемен –
Ты суть наша в толще веков.

А жаворонки всё поют,
И в мареве вновь силуэт
Идёт то ли в память мою,
То ль жаркому солнцу вослед…

Всю жизнь храню я в памяти своей
Одну частичку детства моего,
Пусть пролетело много тысяч дней,
Она лишь стала ближе оттого.

Как будто мама как-то в летний зной,
Переступая борозды с трудом,
Несёт косу стальную за спиной,
Везёт коляску с младшим братом в дом.

Ох, как коса метровая тяжка,
Цепляется она за облака,
Ох, как дорога к дому далека,
И как устала мамина рука.

Надёжно ухватившись за подол,
Спешу, не отставая ни на пядь,
А за спиной звенит зелёный дол,
Куда вернёмся завтра мы опять.

Не зря пропела острая коса,
В работе этой мама знает толк,
Звенела сталь, пока была роса,
И вот блестит в буртах зелёный шёлк.

В горошек синий платье у неё,
И фартук развевается слегка,
Идём и тихо песенку поём,
А отчий дом зовёт издалека.

В коляске детской – сладкие стручки –
Гостинец для безногого отца,
Всего в две детских пригоршни пучки
Таятся под пелёнками мальца.

Щавель для папы рвал я по весне,
А летом мчал за ягодой лесной.
«Гостинец сын принёс от зайца мне!» –
Лучился счастьем папа мой родной.

И тут, откуда ни возьмись, – Марва!
Из активисток сельских – сущий зверь,
От страха мама стала чуть жива:
«Нет ничего! Пустые мы, поверь!»

– А где котомка? Ну-ка, покажи!
Вчера вы с поля тоже унесли чего-то.
Быстро правду мне скажи! –
С коляски сполз полог и лёг в пыли.

И тут я бросил матушкин подол,
Схватил коляску, задал стрекача,
Промчал над пашней, дальше через дол
Рванул, как будто пятки жжёт свеча.

Что мне чертополох, осот, стерня!
Пускай крапива хлещет по щекам!
Откуда взялись силы у меня?
Коляску мчал, как щепку по волнам.

Калитку нашу ветер отворил,
Я, обогнав его, во двор вбежал.
И тут Рашит в коляске завопил,
А до того смирнёхонько лежал.

Отец надеть протезы не успел,
К нам на коленях устремился он,
«Орлы мои!» – и в небо я взлетел,
А следом брат… Ужель всё это сон?

Мы были рождены вслед за войной.
Мы – дети искалеченных бойцов,
Нас встретила разруха над страной,
И заменили мы в строю отцов.

Любой из нас своим путём идёт,
Но в памяти одно мы бережём:
Как мама тихо в уголке прядёт,
Как пахнет свежим хлебом отчий дом.

И оттого невольно рвётся вздох,
Как вспомню свист косы над полосой
И как спасал я сахарный горох –
Отцу гостинец, что послал косой.

Не предавайся грусти и печали,
Внимая скрипам старых тёмных лип.
Ах, волосы твои седыми стали,
И скорбным стал твой светлый, чистый лик!

Одиннадцать детей, любя, вскормила,
Поставила на сильные крыла,
Но одного уже взяла могила –
О, сколько горьких слёз ты пролила!

И неустанно ты молила небо,
Чтоб милым, славным детям всем твоим
Счастливый выпал в этой жизни жребий,
Чтоб каждый был своей звездой храним.

Но, Боже, Боже, сколько волновалась
И сколько тайных пролила ты слёз
Из-за проказ детей…
Какая жалость,
Что я тебе всех больше бед принёс!

Ах, почему теперь печальней стали
Твои глаза?
И взгляд твой грусть таит?
Не предавайся, милая, печали –
Так не к лицу тебе печальный вид!