Rosette Rosette - Девушка с запретной радуги

– Ты слишком очаровательна, чтобы быть человеком, везде сующим свой нос, – отрицательно покачал он головой с непривычной вежливостью. – Нет, я… Я расстроен из-за развода. – Только сейчас я поняла, что он сжимал в руках не носовой платок, а скомканный лист. – Это произошло. Все мои попытки сохранить брак рухнули.

На мгновение мне захотелось рассмеяться. Попытки? Какие попытки? Непристойные предложения единственной молодой женщине в окрестностях?

– Мне жаль, – сказала я с трудом.

– Мне тоже.

Он сделал снова шаг вперед, выходя из тени. Его лицо, залитое слезами, не соответствовало моему плохому мнению о нем.

Я в замешательстве смотрела на него, сильно смутившись. Что говорят, согласно правилам хорошего тона, людям, подавленным разводом? Как их утешить? Что сказать, чтобы не ранить еще больше? Когда правила хорошего тона были изданы, развод был недопустим.

– Я скажу синьору МакЛэйну, что ты не очень хорошо себя чувствуешь, – сказала я.

– Нет, нет, – запаниковал он. – Я не готов вернуться в людской мир и боюсь, что МакЛэйн ищет только причину, чтобы окончательно выгнать меня из Midgnight rose. Нет. Я должен взять себя в руки и пойти.

– Да, конечно, ты должен взять себя в руки, – словно эхо убежденно повторила я. У Кайла в самом деле был ужасный вид: волосы растрепаны, лицо красное от слез, белая форма помята, словно он спал. – Согласна. Спокойной ночи, – попрощалась я с ним, стремясь поскорее оказаться в моей комнате. Это был длинный день, ужасно длинный, и я не была в состоянии утешать кого-то кроме себя.

Он кивнул мне головой, будто не доверял своему голосу.

Я заскочила в кухню, прежде чем подняться наверх. Мне совсем не хотелось ужинать, и я должна была сообщить об этом синьоре МакМиллиан. Когда я вошла, она обратила на меня свою лучезарную улыбку и показала на кастрюлю:

– Я готовлю суп. Я понимаю, что сегодня жарко, но мы же не можем питаться одними салатами до самого сентября.

Чувство вины буквально ударило мне по шее, потому я трусливо изменила свое решение:

– Я обожаю суп, вне зависимости от того, жарко или нет, – и прежде, чем она начала болтать, я рассказала ей о Кайле, опуская смущающие детали: – Кажется, он действительно расстроен разводом, – произнесла я, садясь за стол.

Она кивнула, продолжая помешивать суп.

– Эти отношения должны были закончиться. Жена переехала в Эдинбург несколько месяцев назад и, говорят, завела кого-то другого. Знаете, какие бывают злые языки… Он не святой, но привязан к этим местам и никогда не смог бы оставить село.

Я налила себе воды из графина.

– Именно поэтому он не хочет уходить отсюда?

Экономка разлила суп по тарелкам, и я тут же начала поглощать его. Я даже не предполагала, что была такой голодной.

– Кайл только и делает, что говорит о том, что ему страшно надоело это место, этот дом, синьор МакЛэйн, однако он не уходит. Кто другой взял бы его?

Я с любопытством посмотрела на нее поверх тарелки.

– Он не дипломированный медбрат?

МакМиллиан аккуратно разломила кусок хлеба на две половинки.

– Дипломированный. Но посредственный и ленивый. Нельзя сказать, конечно, что он убивается здесь. И потом, так часто этот дурной запах алкоголя. Я не хочу сказать, что он пьяница, но… – в голосе ее звучало явное неодобрение.

– Я люблю этот дом, – сказала я, не задумываясь.

– Неужели, синьорина Бруно? – ошеломленно воскликнула женщина.

Я перевела взгляд на тарелку, щеки мои пылали.

– Я чувствую себя здесь, как дома, – объяснила я, понимая, что говорю чистую правду. Несмотря на резкую смену настроения моего притягательного писателя, я чувствовала себя комфортно среди этих стен, вдали от страданий подавляющего меня прошлого.

МакМиллиан снова принялась болтать, а я закончила есть свой суп. Мой мозг следовал неправильными путями, сбивался с пути, и пунктом его назначения неотвратимо был Себастьян МакЛэйн. Я разрывалась между неискоренимой необходимостью снова увидеть его во сне и желанием оставить эти иллюзии за спиной.

Кайл заскочил на кухню несколько минут спустя, мрачный, как никогда.

– До глубины души я не переношу МакЛэйна… – изрек он.

– Постыдился бы так говорить о том, кто кормит тебя, – прервала его экономка на середине фразы.

– Лучше умереть от голода, чем иметь дело с ним, – раздраженно ответил он. Злость, звучавшая в его голосе, заставила меня вздрогнуть. Он не был преданным слугой, как я уже догадалось, но его ненависть была почти животрепещущей.

Кайл открыл холодильник и достал две банки пива.

– Спокойно ночи, милые синьоры. Я возвращаюсь в комнату отметить мой развод, – нервный тик появился в уголке его правого глаза.

Мы с экономкой молча переглянулись, глядя, как он уходит.

– Это было совершенно нетактично – так говорить о бедном синьоре МакЛэйне, – произнесла она, а потом хмуро взглянула на меня: – Думаете, он может покончить с собой?

Я улыбнулась прежде, чем смогла себя сдержать.

– Он не кажется мне способным на такое, – успокоила я ее.

– Верно. Он слишком поверхностный, чтобы испытывать глубокие чувства к кому-либо, – с неприязнью ответила она. Опасения за Кайла исчезли, как роса от солнца, и она принялась перечислять мне преимущества жизни загородом по сравнению с городом.

Я помогла ей помыть тарелки, и мы вернулись обратно: я – на первый этаж, она – в комнату, расположенную рядом с кухней, на нижнем этаже.

Я долго ворочалась в кровати, пока не заснула, провалившись в беспокойный сон. А с утра у меня были мокрые щеки от ночных слез, о которых я ничего не помнила.

Себастьян не приснился мне этой ночью.

День спустя был вторник, и МакЛэйн уже целый час сердился.

– Сегодня придет МакИнтош, пунктуальный, словно налоговый инспектор, – мрачно изрек он. – И я никак не могу отговорить его от этих визитов. Я уже все попробовал. От угроз до мольбы. Кажется, он непроницаем ко всем моим попыткам. Он хуже мародера.

– Возможно, он хочет убедиться, что Вы хорошо себя чувствуете, – произнесла я, чтобы что-нибудь сказать.

Он посмотрел мне в глаза, а потом расхохотался.

– Мелисанда Бруно, ты оригинальна… Дорогой МакИнтош приходит, потому что следует своему долгу, а не потому что испытывает ко мне какое-то особое чувство.

– Долгу? Я не понимаю… По-моему, его единственной целью является сам визит. Он определенно заинтересован в этом, – упрямо сказала я.

МакЛэйн скорчил гримасу.

– Дорогая моя… Не будь такой наивной, чтобы поверить во все то, что происходит. Существуют не только черный и белый цвета, есть еще и серый.

Я не отвечала ему. Что я могла ответить? Что для меня на самом деле не существует ничего, кроме черного и белого, до тошноты. Чтобы он открыл правду обо мне?