Rosette Rosette - Девушка с запретной радуги

Что-то сломалось во мне, освобождая воспоминания, которые, я думала, навсегда превратились в пыль. Я лишь раз доверилась кому-то, и это плохо закончилось, почти сломав мне жизнь. Только судьба предотвратила трагедию. Мою.

– Я не лгу. Тут тоже можно познать мир, – смеясь, сказала я. – Я никогда не была в Хайленде, мне интересно это место. И потом, я молода, еще успею попутешествовать, увидеть и открыть новые места.

– То есть ты готова уехать? – хриплым голосом спросил он.

Я обернулась на него. Тень пробежала по его лицу. Было на нем какое-то отчаяние, гнев, алчность в тот момент. Я в недоумении смотрела на него.

Он быстро повернул колеса в направлении письменного стола.

– Не волнуйся. Если ты будешь такой вялой, я сам тебя выгоню. Так ты сможешь возобновить свое путешествие по миру.

Его резкие слова были словно ведром ледяной воды, вылитой на меня. Он застыл около окна, пригвожденный к инвалидному креслу, с опущенными плечами.

– Вы были правы. Гроза закончилась. Нет возможности избежать визита МакИнтоша сегодня. Я только и делаю, что ошибаюсь. О, смотрите, радуга, – позвал он меня, не оборачиваясь. – Подойдите и посмотрите, синьорина Бруно. Потрясающее зрелище, Вы не находите? Сомневаюсь, что Вы видели ее.

– Я видела ее, – возразила я, не двигаясь. Радуга была жестоким символом того, что я не могла увидеть: цвета, это чудо, их архаическая загадка.

Мой голос был слабым, как тонкий лед, а плечи были еще более опущенными, чем его.

Он снова выстроил стену между нами, высокую, непреодолимую защиту.

А может, это я выстроила ее еще раньше.

– Хочешь поужинать со мной, Мелисанда Бруно?

Я посмотрела на него ошеломленно раскрытыми глазами, убежденная, что неправильно его поняла. Он часами меня игнорировал, и лишь в редкие минуты я удостаивалась нескольких слов. Чаще всего он был неприветлив и холоден.

Сначала я думала отказаться, возмущенная его несерьезным инфантильным и изменчивым поведением, но потом любопытство взяло верх. Или, может, это была надежда вновь увидеть его улыбку, ту настоящую, гостеприимную, теплую. В любом случае, какой бы ни была причина, мой ответ был положительным.

Синьора МакМиллиан казалась настолько шокированной этой новостью, что даже молчала, пока накрывала на стол, вызывая наше общее веселье. МакЛэйн был расслаблен, его вид не был таким мрачным, какой я уже научилась бояться, а наше молчание оставалось простым и нарушилось, лишь когда экономка нас покинула.

– Нам удалось лишить дорогую Миллисент дара речи… Мне кажется, мы попадем в книгу рекордов Гиннеса, – заметил он с улыбкой, которая тронула мое сердце.

– Несомненно, – подтвердила я. – Это действительно титаническое дело. Никогда не думала дожить до этого дня.

– Согласен, – подмигнул он мне и взял шампур с мясом.

Неожиданный ужин был неформальным и восхитительным, а его компания была единственной, которую я только могла пожелать. Я пообещала себе не делать ничего такого, что могло бы испортить эту идиллическую атмосферу, но потом вспомнила, что это лишь частично зависело от меня. Мой партнер уже много раз продемонстрировал, что может очень легко разозлиться без какой-либо видимой причины.

Но сейчас он смеялся, и я снова почувствовала острую боль от того, что не могу увидеть цвета его глаз и волос.

– Итак, Мелисанда Бруно, нравится ли тебе Midgnight Rose?

Мне нравишься ты, особенно когда ты шутишь и находишься в согласии с миром.

– Неужели кому-то может не понравиться здесь? – сказала я громко. – Это райское место, далекое от исступленности, стресса, сумасшествия рутины...

Он прекратил есть, словно питался от моего голоса, а я начала пережевывать быстрее, чтобы не разрушить это очарование, более хрупкое, чем кристалл, более летящее, чем осенний лист.

– Для того, кто прибывает из Лондона, это именно так, – согласился он. – Ты много путешествовала?

Я поднесла бокал вина к губам, прежде чем ответить.

– Меньше, чем хотелось бы. Зато я поняла кое-что: мир можно открыть лишь в его забытых уголках, в его складках и бороздках, а отнюдь не в больших центрах.

– Твоя мудрость может сравниться только с твоей красотой, – серьезно сказал он. – И что же ты открыла в этом занимательном шотландском селе?

– Село я еще не видела, – напомнила я ему без обиды. – Но Midnight Rose – интересное место. Здесь кажется, что мир может остановиться, но не чувствуется отсутствие будущего.

– Ты поняла суть этого дома за такой короткий промежуток... – покачал он головой. – Даже мне еще не удалось сделать этого…

Я не ответила, боясь нарушить возникшую интимную атмосферу. Он внимательно рассматривал меня в своей обычной манере, будто я находилась под микроскопом. Последовавший вопрос был умышленным, опасным и предвещал надвигающуюся катастрофу.

– У тебя есть семья, Мелисанда Бруно? Кто-нибудь из твоих еще жив?

Это не было каким-то праздным вопросом, сделанным ради того, чтобы спросить. В нем звучал жгучий и неподдельный интерес.

Я постаралась замаскировать свое волнением, сделав еще глоток вина и обдумывая ответ. Раскрыть то, что у меня есть сестра и отец, означало дать повод для других каверзных вопросов, на которые я не была готова отвечать. Я была реалисткой: приглашение вместе поужинать вызвано лишь вечерней скукой, и он просто искал отдушину. Я, пока еще неизвестная секретарша, идеально подходила для этой цели. Другого ужина не будет. Поэтому я решила солгать, поскольку это было проще и менее сложно.

– Я одна во всем мире.

Только когда мой голос затих, я поняла, что это не было ложью. Я действительно была одинока в своем существовании, а не по факту. Я была одна, абстрагированная ото всего. Я ни на кого не могла рассчитывать, кроме как на саму себя. Это заставило меня так много страдать, что можно было бы лишиться разума, но я к этому привыкла. Абсурдно, грустно, тяжело, зато верно.

Я привыкла быть нелюбимой. Быть неправильной. Одинокой.

Удивительно, но МакЛэйн казался удовлетворенным моим ответом, будто он был единственно правильным. Правильным для чего-то, что я не сумела сказать.

Он поднял бокал вина, наполовину пустой, чтобы произнести тост.

– За что? – спросила я, тоже поднимая бокал.

– Чтобы ты снова увидела сны, Мелисанда Бруно. И чтобы твои сны сбылись, – глаза его улыбались мне поверх бокала.

Я отказывалась понимать что-либо. Себастьян МакЛэйн был живой загадкой, а его харизма, его природный магнетизм были поверхностны, как все его ответы.

В ту ночь мне снился сон второй раз в моей жизни. Сцена была очень похожа на ту, что я видела в первый раз: я в ночной рубашке, он у изголовья моей кровати в темной одежде, и никакого намека на инвалидное кресло. Он протянул мне руку с улыбкой, играющей в уголках его губ.