Rosette Rosette - Девушка с запретной радуги

– Извините, я отвлеклась, – пробормотала я, краснея.

Он смотрел на меня с повышенным вниманием, как мне показалось. Будто хотел запомнить каждую черту моего лица. Когда же его взгляд задержался у моей шеи, я покраснела еще сильнее. Первый раз в жизни я страстно жаждала поделиться своим дефектом с рождения с другим человеческим существом. Я была бы менее смущена, если бы знала, что синьор МакЛэйн с его аристократической и гордой красотой не может заметить румянец, сильно заливший каждый сантиметр моей кожи.

Я раскачивалась на ногах, смущенная его пристальным взглядом, а он продолжил рассматривать меня, переведя взгляд на волосы.

– Вам следует покрасить волосы. Или их будут принимать за огонь. Я бы не хотел, чтобы Вы оказались под натиском сотни огнетушителей.

Непроницаемое выражение его лица немного оживилось, и веселые искры засверкали в его глазах.

– Не я выбирала цвет волос, – ответила я, собрав все свое достоинство, на какое была способна, – а Бог.

–Вы религиозный человек, синьорина Бруно? – приподнял он бровь.

– А Вы, синьор?

Он положил ручку на стол, не сводя с меня глаз.

– Нет доказательств существования Бога.

– Впрочем, как нет и доказательства обратного, – ответила я с вызовом, и такая пылкость была немыслима для меня.

Его губы расплылись в издевательской усмешке, и он указал мне на мягкое кресло.

– Присаживайтесь, – скорее отдал он мне приказ, чем внес предложение. Тем не менее, я незамедлительно подчинилась.

– Вы не ответили на мой вопрос, синьорина Бруно. Вы религиозный человек?

– Я верующая, синьор МакЛэйн, – подтвердила я едва слышно. – Однако я не очень строго соблюдаю религиозные обряды. Скорее даже совсем не соблюдаю.

– Шотландия – одна из немногих англосаксонских наций, которая соблюдает обряды с непревзойденным рвением и преданностью, – с недвусмысленной иронией сказал он. – А я исключение, которое подтверждает правило… Не так ли? Скажем так: я верю только себе и тому, что могу потрогать.

Он лениво откинулся на спинку кресла на колесиках, постукивая кончиками пальцев о подлокотник. Я бы никогда не подумала, даже на одну секунду, что он был уязвимым и хрупким. Он имел образ человека, который прошел сквозь огонь и который не боится броситься в него снова, если в этом будет необходимость. Или если ему этого просто захочется. Я с трудом отвела глаза от его лица. Оно было сияющим, почти жемчужным, практически ярко-белым и очень отличалось от всех лиц, которые мне довелось видеть. Было невыносимо смотреть на него и слушать его гипнотический голос. Обаятельная змея. И любая женщина была бы счастлива страдать, заколдованная его чарами, которые излучал он, его совершенное лицо, его насмешливый взгляд.

– Итак, Вы моя новая секретарша, синьорина Бруно?

– Если Вы захотите взять меня на работу, синьор МакЛэйн, – уточнила я, поднимая глаза.

Он неоднозначно улыбнулся.

– Почему я должен не взять Вас? Потому что Вы не посещаете церковь каждое воскресенье? Вы считаете меня слишком поверхностным, если полагаете, что я сейчас способен выгнать Вас или... держать Вас здесь ради пустой болтовни.

– Я недостаточно знаю Вас, чтобы составить такое лестное мнение о Вас, – ответила я, улыбаясь. – Но я знаю, однако, что успешные трудовые отношения рождаются на основе первоначальной симпатии, первого благоприятного впечатления.

Его улыбка была настолько неожиданной, что я вздрогнула. Но она погасла так же внезапно, как и родилась. Он посмотрел на меня ледяным взглядом.

– Вы действительно думаете, что так легко найти работника, готового переехать в это богом забытое село, далекое от любых развлечений, торговых центров или дискотек? Вы были единственной, кто ответил на объявление, синьорина Бруно.

В засаде, за льдом его глаз искрился смех. Плитка черного льда с едва заметной трещинкой хорошего настроения, которая согрела мне душу.

– Значит, мне не стоит бояться конкуренции, – сказала я, нервно просовывая руки между своих колен.

Он продолжал изучать меня с тем раздражающим любопытством, с которым обычно смотрят на редкое животное.

Я сглотнула комок, изображая непринужденность, фальшивую и мимолетную. На мгновение, необходимое, чтобы сформулировать мысль, я подумала, что должна бы сбежать из этого дома, из этого кабинета, заполненного книгами, от этого страшного и красивого мужчины. Я чувствовала себя беззащитным котенком в нескольких сантиметрах от глотки льва. Жестокий хищник и беспомощная жертва. Потом это ощущение прошло, и я почувствовала себя глупой. Передо мной был необузданный человек, наглый и деспотичный, но прикованный к креслу на колесиках. Я была очередной добычей, скромной и напуганной девушкой, устойчивой к изменениям. Почему бы не пойти на это? Если его забавляло насмехаться надо мной, зачем лишать его этой возможности поразвлечься, единственной, которая у него была? Это было почти великодушием с моей стороны.

– И что Вы обо мне думаете, синьорина Бруно?

Я снова дважды заставила его повторить свой вопрос и снова смогла удивить его.

– Я не думала, что Вы так молоды.

Я на мгновение застыла и онемела, боясь, что обидела его своим ответом. Но он буквально заворожил меня одной из своих улыбок, которые заставили мое сердце биться чаще.

– Неужели?

Я заерзала на стуле в нерешительности, что ему ответить. Потом решение наконец пришло мне в голову, и я, собрав всю свою смелость, под его пристальным взглядом, заставляющим танцевать мое сердце, продолжила:

– Ну… Вы написали свою первую книгу в двадцать пять лет, насколько я знаю, то есть пятнадцать лет назад. Вы немногим старше меня, – сказала я задумчиво.

– И сколько Вам лет, синьорина Бруно?

– Двадцать два, синьор, – ответила я, окутанная глубиной его глаз.

– Я действительно стар для тебя, синьорина Бруно, – сказал он с улыбкой. Потом опустил глаза, и холодная зимняя ночь вернулась в его взгляд, более жестокий, чем взгляд змеи. Исчезли все следы тепла. – Однако Вы можете быть спокойны. Вы не должны опасаться сексуальных домогательств, пока спите в своей кровати. Как видите, я неподвижен.

Я молчала, потому что я не знала, что сказать. Его тон был горьким и лишенным всякой надежды, а лицо стало каменным. Его глаза зондировали мои в поисках чего-то, чего они не находили. Но потом он улыбнулся.

– По крайней мере, Вы не проявляете жалости. И это мне нравится. Я не хочу жалости, я в ней не нуждаюсь. Я значительно счастливее многих других, синьорина Бруно, потому что я свободен. Абсолютно свободен. – Потом он приподнял брови: – Что Вы все еще делаете здесь? Можете идти.

Его сухость поставила меня в тупик. Я нерешительно поднялась, а он воспользовался возможностью выплеснуть на меня свой гнев.