Любко Дереш - Голова Якова

С сестрой после этого отношения разладились, зато наладились отношения с мужчинами. Яна сказала, что ее влекло к сильным и опытным. Она стала жить с одним взрослым пацаном приблизительно такого возраста, как те парни.

Ее сожитель имел привычку драться. Яне это нравилось, она считала это проявлением мужественности и прятала на экзаменах синяки под очками.

Когда она порвала с ним, ее снова развели на секс, на этот раз только на оральный, тоже по глупости. Яна пошла со взрослой подругой на Праздник пива, это было в девятом классе. Напившись пива, Яна ужасно захотела в туалет. Она не придумала ничего лучше, чем взбежать на третий этаж дома и справить нужду на лестничной клетке. Ее поймал пьяный малый и пригрозил, что сдаст в милицию, если она не отсосет.

Они пришли вдвоем покурить в отцовский кабинет. Иван вдруг задал вопрос, который ее обескуражил.

– Как я себя идентифицирую? – переспросила Яна.

Иван сменил тему, поняв, что подход брата к девушкам – не для него. Они начали обсуждать латинские названия сексуальных перверсий, где нашли богатую жилу. Иван сказал, что раньше мечтал стать сексопатологом. Кроме познаний в сексологии, Иван проявил наблюдательность и заметил, что под штанами у нее танга черного цвета.

– Ты можешь показать мне свои груди? – спросил Иван, и Яна расстегнула пижаму.

– Красивые, – сказал он. Ничего более совершенного в своей жизни он действительно еще не видел.

Яна разрешила ему коснуться их, и Ивану этого оказалось достаточно. Он запомнил это ощущение и решил сохранить его. Он предложил выкурить еще по сигарете. Яна согласилась, и Иван зачитал ей с мобильного стихи, которые писал в свободную минуту. Стихи были про жизнь, любовь и дерзание в познании. Яна в поэзии соображала, и сама прочитала наизусть пару собственных стихов.

Они докурили и разошлись спать.

Наступил понедельник. Утром Иван поехал на занятия, а когда вернулся, увидел, что никого нет. Все собрались в зимнем саду и слушали какую-то музыку. Иван решил не мешать и пошел на кухню взять себе что-нибудь поесть.

Он передвинул колесико станции на волну, которую слушал отец: «Радио Свобода». Радио заговорило приятным баритоном. Трансляция шла на русском. Иван решил послушать.

– Следующая, привычная нашим постоянным слушателям рубрика – «Музыкальный альманах» с Соломоном Волковым. Сегодняшний выпуск «Музыкального альманаха» мы откроем рассказом об американской премьере симфонии Шнитке. Но прежде, чем вы, Соломон, познакомите нас с этой новостью, я хочу задать более общий вопрос: какова роль Шнитке в современном репертуаре – международном и российском?

Гость программы, упомянутый Соломон Волков, начал рассказывать:

– Она очень существенна в международном репертуаре. Что касается российского, то это как бы вещь в себе в некотором смысле, и там очень многие значительные композиторы, в том числе и российские, почти не звучат. Хороший пример – творчество Мясковского, человека, который в свое время был главой московской музыкальной школы. Это одна из самых значительных фигур отечественной музыки. Практически ты не натыкаешься на произведения Мясковского в текущем репертуаре. Почему это так – загадка…

«Чушь какая-то», – подумал Иван, доставая из холодильника холодный суп и масло.

– …конечно, сочинения Шнитке звучат регулярно. Он – исполняемый автор.

– И теперь к этим сочинениям прибавилось еще одно? – спросил ведущий у Соломона Волкова, который уже нравился Ивану.

– Да. Это Девятая симфония Шнитке, которая в первый раз прозвучала в Америке, и интерес к этому опусу был огромный. Вообще, очень любопытная история. Произведение прозвучало в новой реконструкции. Тут уже двойная загадка…

Слушая вполуха Соломона Волкова, Иван разогрел себе поесть. Все-таки Йоланта готовила лучше, чем Майя.

– Тем не менее вдова поведала нам сравнительно недавно, что сам Альфред Гарриевич услышал запись этой московской премьеры и этим звучанием остался недоволен. Она обратилась к композитору Николаю Корндорфу, как близкому по духу творчеству Шнитке, с тем, чтобы он сделал новую редакцию. Тут я должен сказать, что над симфонией номер девять висит некая мистическая туча. Номер девять – это симфония Бетховена, самая знаменитая его симфония, которая как бы возвышается, как скала, в симфоническом жанре. И так сложилось, что с композиторами, которые подходят к написанию симфонии номер девять, часто что-то такое приключается.

– Проклятие Девятой симфонии.

– Да. Шенберг по этому поводу сказал, что «те, кто пишут Девятую симфонию, слишком близко подходят к потустороннему». Действительно, Малер пытался обмануть судьбу, свою Девятую симфонию он назвал «вокально-симфонический цикл» – «Песня о земле», но все равно, написав Девятую симфонию, приступил к Десятой, и тут и умер. Шостакович проблему Девятой разрешил, как ему казалось, чрезвычайно удачно. Он сделал не грандиозный памятник, монумент, а сравнительно короткую юмористическую симфонию. Но эта симфония, именно из-за того, что она не соответствовала ожиданиям, связанным с номером девять, навлекла на него гнев Сталина и последующее постановление сорок восьмого года. То есть и здесь проклятие номера девять сработало.

– Страшная, мистическая история.

– Я говорю об этом не зря. Потому что Николай Корндорф, который начал работать над новой редакцией Девятой симфонии Шнитке, внезапно умер.

– Молодым человеком.

– Да, он был здоровяком, жизнерадостным человеком. Это была мгновенная смерть. Он играл, как рассказывают, с сыном в футбол и упал мертвым. То есть мистика нарастает. Но тем не менее нашелся мужественный человек Александр Раскатов, очень сильный композитор сам по себе. Он живет сейчас во Франции, и он согласился осуществить новую редакцию симфонии Шнитке, и в этом новом качестве она и прозвучала впервые в Америке в исполнении оркестра Джулиартской школы. Что же касается вообще музыки Шнитке последнего периода, то я должен сказать, что сочинения последнего периода не принадлежат к числу его, как мне представляется, наивысших достижений. И вот примером такого позднего Шнитке является фрагмент, который мне предоставил Джулиарт – эксклюзивное право показать запись этого концерта. То, что сейчас услышат наши слушатели, – премьера. Они сами смогут вынести суждение об этой размеренно-сумрачной и обволакивающей музыке Шнитке.

Из радио зазвучала музыка, от которой тащился его брат Яков. Иван под «размеренно-сумрачную и обволакивающую» музыку Шнитке начал есть суп. Иван порадовался за отважного композитора, который снял заклятие с симфонии.

– Сегодня мы подводим итоги цикла «Музыка двадцать первого века», которым завершался каждый выпуск «Альманаха» в две тысячи десятом году. Итак, Соломон, чего мы достигли за эти двенадцать месяцев, что мы услышали?