Лариса Денисенко - Отголосок: от погибшего деда до умершего

Парень с книжкой маме понравился, поэтому она его гипнотизировала. Но первой этот гипноз ощутила жена владельца кофейни, которая и указала отцу на девушку в вельветовом сарафане, когда принесла ему очередную порцию молока. Отец предложил матери присоединиться к нему, что она и сделала. Мать никогда не нужно было долго уговаривать (склонять) к близости, даже если речь шла о том, чтобы составить компанию за соседним столиком. Ханна называла это «правилом первой сиськи»: та, что первой сунет сиську младенцу, и есть его мама, так и с мужчинами.

Они немного поговорили о «Живом примере», в результате чего у отца не возникло ни малейших сомнений относительно того, что мать роман не читала. Я думаю, это из-за того, что отец ее сразу же захотел. Живой пример всегда сдаст позиции живой женщине, особенно когда она такая соблазнительная, влажная и сиськоустремленная. А она хотела ему дать. Любовники, которые не приходят на свидание, особенно состоящие в браке, являются неплохими афродизиаками. У меня такое впечатление, что в тот же день они впервые занялись любовью, несколько раз это закрепили, а на второй день почувствовали себя парой. Конечно, свою роль сыграло и изумление отца: впервые его член подошел женщине, которая еще не рожала. Все мы готовы верить в чудеса.

«Марта, я могу надеяться, что ты не разболтаешь об этом всяким бездарям?» Бездарями Манфред считал журналистов, которым не нравилось его творчество. И он подозревал, что к одному из таких я обращусь.

«У меня есть предварительный план. Его нужно подкорректировать, но для начала он вполне приемлем». Они смолчали. «Сначала я пойду к тете Эльзе, нравится вам это или нет. Не знаю, стоит ли рассказывать ей о деде, но мне нужно забрать у нее его письма к бабушке. Папа, ты сам учил меня сначала изучить все, что написано, правда?» Против этого вроде бы никто не возражал. «Потом я встречусь с Дорой Тотер». «Эта та самая фрау Тотер из Министерства юстиции? Красивая блондинка?» Отец знал почти всех. «Да, кроме того, она моя однокурсница, и дело деда вела именно она. Бывают же такие совпадения». Это они тоже проглотили. Письма, тетка и Дора беспокоили их немного, но не больше, чем зонд, который нужно проглотить во время гастроскопии. Неотвратимая и неприятная необходимость, но вполне понятная. Надо просто расслабиться, и все быстро закончится. Но сейчас я готовилась назвать имя, которое едва ли их порадует. Под скальпель почти никто добровольно не ложится.

«Артур». Папина чашка поскользнулась, но вслух первой отреагировала мать, так как Артур был ее братом – парией. «Что такое, Марта?» – выдавила из себя мать. Манфред был похож на горький огурец. Снаружи такой, как обычные, но внутри уже накапливалась горечь, она будто стекалась в две рельсы его межбровных складок.

«Хотите дополнительных объяснений? О’кей. Мне нужен человек со связями в Украине. Артур – прекрасная кандидатура, не правда ли? Он все и всех знает». Молчание в семейном склепе. Итак, погрузимся в семейную историю! Отец сначала относился к Артуру спокойно, даже дружелюбно, пока не осознал, что тот доводит до бешенства мать и Манфреда. Младший брат матери, сколько же она с ним панькалась в детстве! А стоило ей на минутку отвлечься, и ее любимый пупсик снял сшитую для него одежду и вырядился в шмотки, подобранные ему другой девочкой. В сущности, вина Артура была лишь в том, что он стал успешным коммерсантом. Ему помогла собственная жена. Манфред и мама за глаза ее называли не иначе, как Зубатка.

Мать захлестывали эмоции из-за того, что Артур нагло зарыл в землю свой талант. Не знаю, что она имела в виду под словом «нагло». Манфред бесился из-за того, что Артур, уже без таланта, зарытого им в землю, зарабатывал очень большие деньги. Большие деньги часто вызывают негодование, особенно если они не твои. «Он был рожден Художником, а стал фабрикантом», – пафосно изрекала мать. Манфреда больше смущало даже не то, что Артур был рожден талантливым Художником, а то, что ему удалось стать успешным бизнесменом.

У Артура была своя текстильная фабрика, фабрика по изготовлению обоев и еще несколько производных бизнесов. Это он был автором футболки с надписью «Счастливый листик клевера». Тайна заключалась в том, что на десяти футболках из тысячи он вырисовывал один-единственный счастливый листик среди других, «несчастливых». Молодежь от этого была в восторге, футболки покупали в подарок, все выискивали счастливый листик! Артур гарантировал счастливцам призы. Это же касалось и обоев: «Счастливая сирень», «Счастливый папоротник», любое небольшое отклонение от общего правила, которое Артур талантливо шифровал, давало миллионные прибыли. Лично у меня была футболка «Счастливый барвинок», они об этом не знали. Каждая лиричная девушка должна иметь свою тайну, пусть даже в виде футболки.

«Я не хочу, чтобы Артуру об этом стало известно. А тем более Зубатке. Эта история их не касается». «Ма, ты думаешь, Зубатке важно знать, был ли отец твоего мужа нацистом или был сумасшедшим, живым или мертвым?» Мать ничего не ответила, но по выражению ее лица, тем не менее, было понятно, что Зубатке интересно решительно все, что связано с мамой. «На мой взгляд, чем меньше мы будем делать из этого тайну, тем меньше оно будет казаться тайной другим, разве нет?» Я демонстрировала здравый смысл и надеялась на поддержку отца. Но он составлял грязные чашки на поднос. У меня сложилось впечатление, что мне объявлен бойкот. Даже Тролль молча наблюдал за каким-то насекомым, а когда я почесала ему за ушком, уклонился. Манфредовское отродье.

«А поскольку сейчасвы все очень внимательны ко мне, поболтаю с вами с удовольствием! Такая молчаливая, притихшая аудитория – редкость. Так вот, еще я собираюсь встретиться с несколькими журналистами, психологом, чтобы показать дедовы записи и рисунки. Кстати! Еще с медсестрой из его заведения. Она сообщила, что дед рисовал мои стриженые портреты». «Какие портреты?» – дернулся было Манфред, но быстро овладел собой. «Стриженые».

«Ты не имеешь никакого праваобращаться к Артуру. Он – предатель». Мать быстро покинула столовую. Вот так-так. Жена федерального судьи.

Я решила, что больше не буду разглагольствовать по поводу Артура, свою мысль я до них донесла. «Портретов я не видела, но медсестра сказала, что охотно передаст их мне. Она говорит, что дед рисовал меня». «Он не мог рисовать тебя, что ты мелешь? Совсем с ума сошла». «Я тебе не говорю, что он рисовал меня, Манфред. Так думает медсестра. Помнишь, как твоя одноклассница Вике рисовала циклопа? И учительница очень обеспокоилась тем, что с девочкой не все обстоит благополучно, она упорно рисует это одноглазое чудовище. Тогда она еще вызвала родителей на откровенный разговор, помнишь?» Манфред это помнил, судя по его кривой ухмылке. «Тогда оказалось, что Вике рисует своего обожаемого деда, которому выбили глаз во время потасовки на танцах». «Ключевое слово этой истории Дед, да?» «Думай, что хочешь. Всему есть объяснение, и я, в конце концов, хочу найти объяснение тому, почему дед рисовал мои портреты». «Но к журналистам ты обращаться не посмеешь! – в запале Манфред почти сорвался на крик. – И к Артуру». Вспомнил материнские установки. Маменькин сынок.