Манучер Парвин - Из серого. Концерт для нейронов и синапсов

– Сегодня прекрасный солнечный день, не так ли? – говорит Джульетта.

Джульетта посчитала, что должна что-то сказать, чтобы нарушить неловкое молчание между нами, и теперь я чувствую, что тоже должен что-то сказать.

– Может, Солнце ещё не слышало новость.

Я сказал грустную вещь. Но я пребываю в грустном настроении. День для меня мрачнеет по мере того, как новость о несчастном случае с доктором Х всё глубже опускается в мой мозг. Активируются какие-то синапсы, чтобы её передать, и трагедия кодируется в моих нейронах, отправляясь в мою долгосрочную память. Эти воспоминания я не смогу забыть, потому что не могу войти в свой мозг и вырвать оттуда синапсы и нейроны, как презренные сорняки. Может, завтра я проглочу «эйджент орандж» [43]вместо апельсинового сока, чтобы убить эти сорняки и отправить их в ад. Я начинаю беспокоиться: как эгоистично с моей стороны! Доктор Х получил серьёзную травму, Джульетта несправедливо остаётся в неведении, а я беспокоюсь только о своих страхах. Но тем не менее страх перед необходимостью сказать Джульетте о возможном инцесте жжёт меня, как кислота.

Когда мы проходим мимо клумбы с увядающими тюльпанами цвета индиго, Джульетта останавливает меня. Она сжимает мою руку двумя своими. Она смотрит мне в глаза. Я сжимаюсь, ожидая, что она скажет что-то неприятное о силе любви, которая лечит печаль. Вместо этого она говорит:

– Я знаю, что ты собираешься навестить мою мать. – Она делает паузу, словно для того, чтобы измерить степень моего паралича, а затем спокойно продолжает, не показывая никакой горечи, вместо этого она демонстрирует глубокое понимание и даже сочувствие мне: – Я знаю, что должны иметься веские основания, объясняющие, почему ты забрал ту фотографию из моего альбома. Ты можешь вернуть её, когда захочешь, или оставить её у себя. Я верю тебе и люблю тебя, независимо от того, что всё это значит.

Она говорит это так, словно сообщает, что трава зелёная, а дождь идёт сверху вниз, а не наоборот. Какая она львица! И какое я дерьмо.

– Мне хотелось бы, чтобы ты всего этого не знала, – говорю я. – Но я рад, что знаешь.

Она игриво дёргает меня за кончик усов. У неё грустная, но тем не менее спокойная улыбка.

– Если хочешь, я пойду с тобой.

Я прижимаю её к себе так, словно хочу, чтобы она стала частью меня, словно хочу сам стать частью её.

– Хорошо, мы пойдём к твоей матери вместе.

Я чувствую, что тиски беспокойства немного отпустили меня, и горько улыбаюсь. Я понимаю, что на выходные прилетает Бобби. А Джульетта и Ашана летят в Вашингтон на конференцию по детям, оставшимся без матерей. Позднее я делаю набросок стихотворения, на которое меня вдохновила старая песня, и оставляю его в этом изначальном варианте.

Тучи серые, точно такого же цвета, как шоссе, – может, темнее. Я нахожусь между серым сверху и серым снизу, и это если не упоминать серые тучи у меня в сознании, которые кружатся, словно превращаясь в ураган. Я на шоссе, погода портится, я еду в Кливлендский аэропорт имени Хопкинса [44]. Ураган показывает мне свои зубы, рычит, сжирает мою уверенность и пугает меня. Моя красная «Тойота» не знает, где поворачивать в аэропорт, потому что раньше там не была, а если и была, то когда-то давно – никто из нас не помнит, когда. Я должен прекратить думать и обращать внимание на дорожные знаки, чтобы не пропустить поворот. Я не очень хороший водитель и не очень хорошо запоминаю дорожные знаки, в особенности сегодня, в особенности, когда боюсь урагана. Мой разум наполнен образами несчастного случая с доктором Х, в результате чего он оказался ближе к смерти, чем к жизни. Я не видел аварию, но мне приходится бороться с образами случившегося, когда мою «Тойоту» разворачивает ветер, а я сжимаю руль обеими руками. Наше сознание способно показывать нам картины, которые наши глаза никогда не видели, и мне хотелось бы, чтобы моё сознание показало мне картину поворота, который я никогда не делал.

Внезапно я представляю, что слышу серию ужасающих одиночных выстрелов у себя в голове, словно кто-то убивает мои слова, мысли и воспоминания о событиях. Это подобно тому, как усыпляют лошадей. Меня мучает эта повторяющаяся сцена в мозге, я надеюсь, что она уйдёт. Я в ужасе, я боюсь, но стараюсь успокоиться. Я напоминаю себе, что я за рулём.

Я каким-то образом приезжаю в аэропорт. Каким-то образом нахожу место для парковки. Каким-то образом нахожу дорогу к тому месту, где встречают прилетающих пассажиров и забирают багаж. Каким-то образом я помню, что Бобби не следует сообщать о моих нынешних проблемах. Я жалуюсь на людей, которые что-то держат в тайне, тем не менее сам так поступаю. Я не претендую на последовательность, я даже не бываю последовательно непоследовательным. Я просто не пытаюсь лицемерить в Университете ради собственного благополучия, но я лицемерю с теми, кого люблю, ради их благополучия. Я – ложь, которая говорит!

Бобби прилетает домой на выходные. Я надеялся, что его самолёт приземлится до урагана, но сильнейшие ветра уже качают стеклянные стены терминала, напоминая мне о том, как хрупок искусственный мир, который собрало человечество, и что начальником является природа. Я нахожу скамейку в зале ожидания и сажусь, чтобы подумать.

Наш мозг высвобождает химические вещества, которые награждают нас видением того, что есть, а не того, что мы воображаем. Тем не менее наши знания и то, во что мы верим, становятся нашей реальностью. Если они не являются истинными, то могут привести к тому, что мы сами причиним себе боль, как самоубийцы со взрывным устройством.

Чтобы увести мысли от урагана, я пытаюсь медитировать. Медитировать можно независимо от того, что вы делаете! Я вижу, как садятся и как взлетают самолёты, они все ворчат, словно испуганы, словно в агонии, словно это реинкарнированные птерозавры, приговорённые быть убитыми мечом времени. И я представляю, как мой сын летит на птице из птиц, самолёте. Я боюсь за него, так как эти птицы из металла и пластика падают и разбиваются, в отличие от старинных карет, которые могли только застрять в грязи.

Я возбуждён и злюсь на ураган. Почему он начался сегодня? Мой сын – это моя другая жизнь! Да, я люблю и других. Да, я люблю и другие вещи. Я люблю истину. Красивые вещи. Красивые звуки. Но эти виды любви не закодированы в моих генах так глубоко, как моя любовь к Бобби. Но я любил бы его, даже если бы он не делил со мной половину генов.