Хуан Гомес-Хурадо - Красная королева

Бруно так и остается ни с чем. Однако ему приходит в голову (все же не зря он самопровозглашенная легенда баскского журнализма), что можно узнать, кто живет в этом доме. Читать имена на почтовых ящиках он, конечно, не станет, но ведь сейчас все можно найти в интернете. Бруно Лехаррете уже шестьдесят три, и ему требуется добрых пятнадцать минут, чтобы выяснить, кто является собственником верхнего этажа.

Ни фига себе.

Он тут же начинает нервничать, как и любой журналист, почуявший скуп [40] От английского scoop – сенсация. . Обязательно надо назвать это скупом, не сенсацией и не событием. Скуп , думает Бруно, как мы уже заметили, он человек старого покроя . Однако насколько этот скуп будет большим, пока неясно.

Бруно ждет, когда инспектор выйдет.

Гутьеррес не выходит, зато появляется кое-кто другой. Он выходит из машины секретной полиции (хотя, когда на тебе бронежилет и видок у тебя соответствующий, какая уж тут секретность). Бритоголовый здоровяк. Козлиная бородка. Бруно Лехаррета где-то уже его видел, однозначно. Только вот вспомнить бы еще где…

И тут в его памяти раздается щелчок и все встает на свои места. Прямо как в тетрисе, когда удается заполнить сразу несколько рядов прямой фигуркой.

Хосе Луис Парра, капитан отдела по борьбе с похищениями и вымогательствами национальной полиции. У подъезда Рамона Ортиса – самого богатого человека в мире.

А вот и джекпот!

Вот что значит качественный журнализм , думает Бруно Лехаррета, не переставая фотографировать. Никто и никогда так сильно себя не любил, как он любит себя сейчас.

Он ждет пару минут, полагая, что Парра или кто-нибудь еще выйдет из подъезда, но никто не выходит.

Бруно слезает с мотоцикла и решает подойти ближе. У него нет никакого плана действий, он просто хочет знать, в чем тут дело, ему необходимо это знать.

И тут они выходят. Все одновременно. Сначала инспектор, затем эта девица, и наконец Парра.

– Ты отстранен вместе со всей командой, – говорит капитан.

– Ты можешь прочистить уши и услышать меня? Ты должен проверить такси. Сделай хотя бы это.

– Я не собираюсь тебя слушать. Я тебя предупреждал, чтобы ты сюда больше не совался, предупреждал или нет? Я вел себя по-товарищески даже с таким неудачником, как ты.

– Конечно, очень по-товарищески. – Гутьеррес поворачивается и тычет в него пальцем. – Особенно в том, что касается отдела внутренних расследований. Нужно быть просто свиньей, Парра. Просто свиньей.

– Наслаждайся своим окончательным увольнением, инспектор .

Гутьеррес поворачивается и с размаху бьет его по лицу – четким чемпионским ударом. Открытой ладонью. Удар звучит так, словно в кастрюле взрывается петарда.

Парра и глазом моргнуть не успел.

А вот Бруно Лехаррета все прекрасно увидел, и в скором времени эту сцену увидят очень многие, поскольку он заснял ее на свой мобильный с камерой высокого разрешения, спрятавшись за стендом. За стендом с рекламой конкурентов Ортиса, по иронии судьбы.

Будь на месте Парры кто-нибудь послабее, он тут же свалился бы как подкошенный – от такой-то затрещины. А кто-нибудь не такой сдержанный полез бы в драку.

Но Парра – красный как рак на половину лица – невозмутимо улыбается, поскольку знает, что победил.

Гутьеррес тоже это знает. И уходит, поджав хвост.

Бруно сомневается, стоит ли за ним идти. В итоге решает, что не стоит. С Гутьерресом и так уже, можно сказать, покончено. Он больше не представляет интереса. Зато теперь Бруно может легко отхватить скуп , нужно лишь протянуть за ним руку. А пока что он протягивает руку, чтобы поприветствовать инспектора, который проезжает мимо него на машине. Гутьеррес притворяется, что не видит.

Журналист ждет, пока капитан немного успокоится: все-таки не хочется нарваться и получить оплеуху, не отвешенную бывшему инспектору. И лишь когда Парра с телефоном в руке направляется обратно к машине, Бруно решает с ним заговорить.

– Простите, капитан. Можно вас на минутку?

Парра резко поворачивается и гневно на него смотрит. Видимо, ярость пока не полностью улеглась. Журналист отступает на шаг. Или на два. Поднимает руки в знак мирных намерений.

– Вы вообще кто такой?

– Меня зовут Бруно Лехаррета, капитан. И мне кажется, нам есть о чем поговорить.

По паспорту она Лаура Мартинес, но если к ней так обратиться, она не откликнется.

В последний раз она откликалась на это имя, будучи семнадцатилетней девчонкой, а с тех пор прошло уже три года. Сейчас она уже зрелая женщина, знающая, чего хочет от жизни. Она вполне может сама выбрать себе имя, что, собственно, она и сделала.

Ледибаг.

Она искусно вытатуировала это имя на правом предплечье. Эспектро только чуть-чуть помог ей придержать трансферную бумагу, а с остальным она преспокойно справилась сама. Божья коровка с филактерией [41] Сосуд для хранения души. , на которой написано Ледибаг, – это одна из лучших ее работ, и она ею гордится. Настоящий тату-мастер должен носить рекламу своего бизнеса на собственной коже.

Сегодня она устала, ей пришлось принимать у себя в салоне не одного и не двух, а целых трех ТПТ (Тупых Пьяных Туристов). Все трое заявились одновременно (дверной колокольчик едва не надорвался) и попросили татуировку с китайскими иероглифами. Посмотрели образцы и выбрали один.

– Что это означает?

– Свобода, – с серьезным лицом ответила Ледибаг и попросила деньги вперед.

Эти идиоты завывали, как побитые собаки, когда к ним прикасалась иголка, но все-таки выдержали испытание, благодаря чудесному эффекту от конопляной настойки, которой Ледибаг протирала им кожу. Все трое ушли с вытатуированным «мокрым ковром» на плече. Потому что те иероглифы, что действительно означают «свободу», очень некрасивые. Простые и схематичные, словно комод и окно. Поэтому она даже не включила их в свой каталог.

После ТПТ никто больше не пришел. Разве что Эспектро, который периодически к ней заходит, чтобы попытать удачу: мало ли получится снять с нее трусики.

Ледибаг от скуки отправляется с ним за ширму. Пара поцелуев, и вот он уже трогает ей грудь. Слегка оттягивает ей футболку и поигрывает левым соском, вытащив его из бюстгальтера. Сосок становится каменным, как и член у него под джинсами. Она возбуждается, продолжая с ним целоваться и лаская его через ткань, однако внезапно раскаивается. Так всегда происходит, когда они обнимаются в салоне за ширмой. Нет, здесь нельзя, по крайней мере, это не будет ей в удовольствие. Ведь в подсобке ее отец. Она немного остывает и решает остановиться на полпути, отстраняя от себя Эспектро.

– Все, хватит.