Кен Фоллетт - Игольное ушко

– Дело не в этом.

– Но вспомнилось хотя бы что-то хорошее?

– Да, очень. А вы сами? Вы тоже о чем-то задумались.

Она снова улыбнулась.

– Я мысленно побывала не в прошлом, а в будущем.

– И что же вы там увидели?

Она собралась ответить, но передумала. И так – дважды. В ее взгляде читалось невыносимое напряжение. Поэтому Фабер заговорил вместо нее:

– Мне видится, что вы находите для себя другого мужчину…

Он произнес эту фразу, хотя сам недоумевал зачем.

– Он не такой сильный, как Дэвид, и не такой красивый, но вы и любите его отчасти за его слабости. Он умен, но не богат. Умеет чувствовать без излишней сентиментальности. Он нежен и полон любви к вам…

Она с такой силой впилась пальцами в бокал с бренди, что тот лопнул в ее руке. Осколки посыпались ей на колени и на ковер, но она как будто ничего не замечала. Фабер подошел к ее креслу и встал перед ней на колени. Из ее большого пальца текла кровь. Он взял ее за руку.

– Вы поранились.

Она посмотрела на него. По щекам струились слезы.

– Простите меня, – сказал он.

Впрочем, порез оказался неглубоким. Из кармана брюк она достала носовой платок и прижала к ранке. Фабер отпустил ее руку и принялся собирать осколки, жалея, что не воспользовался шансом и не поцеловал ее. Осколки стекла он складывал на каминную полку.

– Я не хотел вас расстроить. («В самом деле?»)

Она отняла от пальца платок и посмотрела на порез. Он все еще кровоточил. («Да, вы меня расстроили, и еще как!»)

– Нужен бинт, – сказал он.

– Возьмите в кухне.

Он нашел бинт, ножницы и безопасную булавку. Потом наполнил небольшую миску горячей водой и вернулся в гостиную.

За время его отсутствия ей как-то удалось полностью удалить следы слез со своего лица. Она сидела расслабившись, пока он промывал ей палец, просушивал и накладывал узкую повязку поверх пореза. Все это время она смотрела не на его руки, а прямо в лицо, но ее взгляд при этом оставался непроницаем.

Он закончил свою работу и резко отошел от нее. Это уже нелепо! Он позволил себе зайти слишком далеко. Настало время уклониться от продолжения.

– Думаю, мне будет лучше вернуться в постель, – сказал он.

Она кивнула.

– Прошу простить за…

– Хватит все время извиняться, – резко оборвала она. – Это не ваш стиль.

Судя по суровому тону, Фабер догадался: и она жалеет о потере контроля над собой.

– Вы останетесь здесь? – спросил он.

Она покачала головой.

– Что ж… – Он проследовал за ней через прихожую и вверх по лестнице, следя за плавными движениями ее бедер.

На самом верху, где располагалась крошечная лестничная площадка, она повернулась к нему и тихо сказала:

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Люси.

Какое-то время она продолжала смотреть на него. Он потянулся за ее рукой, но она мгновенно отпрянула и вошла в свою спальню, закрыв дверь и больше не обернувшись. А он остался стоять один, размышляя, что могло быть у нее на уме, а главное, пытаясь разобраться в собственных чувствах.

Блоггз вел реквизированный военными «талбот-санбим» с форсированным двигателем на неразумно опасной для ночного времени скорости. Холмистые и извилистые дороги Шотландии стали скользкими от многодневных дождей, а в низинах собрались лужи в два-три дюйма глубиной. Дождевая вода потоком лилась по лобовому стеклу, а стоило взлететь на вершину холма повыше, как мощный боковой ветер норовил снести автомобиль с трассы на раскисшую грязь обочины. Преодолевая милю за милей, Блоггзу приходилось сидеть за рулем, максимально подавшись вперед и напрягая зрение, чтобы хоть что-то видеть сквозь узкие полоски, которые успевали расчищать «дворники». К северу от Эдинбурга он раздавил сразу трех кроликов, ясно различив тошнотворные звуки, с которыми шины расплющили тельца маленьких зверьков. При этом скорости он не сбросил, но на какое-то время отвлекся на размышления, – нормально ли для кроликов разгуливать по ночам.

От напряжения у него разболелась голова, а от неудобной позы ныла спина. К тому же голод давал о себе знать. Он слегка приспустил окно, чтобы холодный ветер взбодрил и не позволил заснуть за рулем, но в салон сразу попало столько воды, что пришлось снова его закрыть. Он думал об агенте по кличке Die Nadel, или Фабер, или как там еще мог он теперь себя называть, и ему представлялся молодой улыбающийся человек в спортивных трусах, с кубком в руках. Что ж, пока в этом забеге Фабер оставался лидером. Он не только опережал их на сорок восемь часов – его главное преимущество заключалось в том, что только он знал, куда бежать и где финиш. Состязание с таким соперником доставило бы Блоггзу удовольствие, если бы ставки в нем не были столь высоки, столь невероятно высоки.

Он думал и о том, как бы себя повел, случись ему столкнуться с этим человеком лицом к лицу. Застрелил бы сразу, решил он, пока тот не убил его самого. Фабер – профессионал, а с ними опасно затевать игры. Большинство других шпионов представляли собой типичных дилетантов. Их вербовали из разочарованных в своих идеях революционеров левого или правого толка; из недалеких людей, воображавших шпионаж увлекательным и даже почетным занятием; из мужчин, жадных до денег; из женщин, которым не хватало любви, или же просто из жертв шантажа. Но немногочисленные профессионалы были крайне опасны, и от них не приходилось ждать пощады.

До рассвета все еще оставался час или даже два, когда Блоггз въехал в Абердин. Еще ни разу в жизни не радовался он так, как сейчас, увидев обычные уличные фонари – замаскированные и с приглушенным светом, но они светили. Он понятия не имел, где располагалось полицейское управление, а на улицах не попадалось никого, кто мог бы указать ему направление, и потому он просто какое-то время кружил по городу, пока не заметил знакомую синюю вывеску (тоже с приглушенной подсветкой).

Припарковавшись, он бегом пересек двор, чтобы попасть внутрь. Его ждали. Сюда успел позвонить Годлиман, а он превратился теперь в по-настоящему большого начальника. Блоггза сразу проводили в кабинет главы следственного управления старшего инспектора Алана Кинкейда, которому было уже за пятьдесят. Вместе с ним в помещении находились еще три офицера. Блоггз пожал всем руки, моментально забыв их имена.

– Вы невероятно быстро доехали от самого Карлайла, – заметил Кинкейд.

– Да, хотя чуть не свернул себе при этом шею, – ответил Блоггз и сел. – Не могли бы вы соорудить для меня какой-нибудь бутерброд?

– Конечно. – Кинкейд выглянул в коридор и отдал команду, а потом сказал Блоггзу: – Будет готово немедленно.

В кабинете были белые когда-то стены, дощатый пол и простая, но массивная мебель: рабочий стол, несколько стульев и шкаф для папок с делами. Совершенно безликая комната – никаких картин, украшений или личных вещей хозяина. На полу стоял поднос с грязными чашками, а в воздухе густо висел табачный дым. Здесь пахло как в любом месте, где группа мужчин провела за работой всю ночь.