Энн Перри - Улица Полумесяца

Кэролайн обменялась с гостем приветствиями и, не дав Марии прийти в себя, представила его ей.

Он поклонился, улыбнулся и взглянул на старую даму с крайне заинтересованным выражением.

– Здравствуйте, миссис Эллисон. Как любезно, что вы согласились принять меня почти без предуведомления! Но я так давно мечтал познакомиться с моими английскими родственниками, что просто не мог терзаться ожиданием встречи еще несколько дней.

– Здравствуйте, мистер Эллисон, – ответила Мария.

Она с трудом произнесла эту фамилию, свою собственную фамилию, обращаясь к незнакомцу.

– Надеюсь, ваше пребывание в Англии будет приятным, – добавила пожилая леди.

– Оно уже таково, – заверил ее гость, улыбнувшись, – и становится все приятнее с каждым днем.

Мария заставила себя что-то вежливо ответить, после чего все трое устроились в креслах для легкого светского разговора о милых, безопасных пустяках. Однако разговор почти сразу принял иной оборот. Кэролайн задала несколько банальных вопросов о юности Сэмюэля, а он принялся живо описывать им Нью-Йорк, где его мать сошла на берег после того, как пересекла Атлантику на корабле.

– Одна? – изумленно спросила Мария. – Как же она ухитрилась?

Возможно, этот вопрос прозвучал несколько бесцеремонно, и Сэмюэль, усомнившись в искренности сочувствия, мог быть не расположен отвечать на него.

– О, множество народа прибыло туда в таких же обстоятельствах! Все помогали друг другу, как я говорил миссис Филдинг вчера вечером. – Он взглянул на миссис Эллисон с улыбкой. – К тому же моя мать отличалась редкостной смелостью, и ее не страшила никакая работа.

Пожилая женщина едва слышала продолжение разговора. Ее переполняли мысли об этой совершенно незнакомой ей женщине, которая была первой женой Эдмунда и, вынашивая его ребенка, сбежала в Америку совсем одна, как сказал Сэмюэль, не имея даже друга или помощника в том мире. Почему же она сбежала, если не ради любовника? Ответ на это маячил мрачной и отвратительной угрозой, пока сокрытой стеной времени, но она становилась все тоньше… все тоньше…

– И вы окончательно обосновались в Нью-Йорке? – спросила Кэролайн.

– О нет! – широко улыбнувшись, ответил Сэмюэль. – Когда мне стукнуло двадцать, я решил отправиться на запад, просто посмотреть мир, вы понимаете?

– И бросили вашу бедную мать? – с долей сарказма произнесла Мария.

Это позволило ей вновь с призрачным удовольствием подумать именно об Элис. Первая жена Эдмунда заслужила такое обращение.

– О, поверьте, мэм, моя матушка к тому времени вполне могла сама позаботиться о себе, – заверил Марию гость, поудобнее устраиваясь в кресле. – Она создала чудное ателье по пошиву дамского платья, и на нее работали несколько девушек. Обзавелась друзьями и общалась с множеством разных людей. Она скучала по мне, смею надеяться, но не возражала, когда я собрал чемодан и уехал сначала в Питтсбург, а потом перебрался в Иллинойс.

Он продолжал чудесные описания великих равнин, которые протянулись к западу на тысячи миль до предгорий Скалистых гор.

Мария начала успокаиваться. В конце концов, новый знакомый развлекал их. Как и большинство мужчин, он любил быть в центре внимания. Но в отличие от большинства мистер Эллисон имел явный дар остроумного и готового пошутить рассказчика. Кэролайн раскраснелась и почти не сводила с него глаз.

Вскоре все устроились за столом, где уже сервировали закуски к чаю. Все оказалось не так уж плохо.

– Но потом вы вернулись в Нью-Йорк? – спросила миссис Филдинг.

– Я вернулся на восток, когда заболела моя матушка, – ответил ей Сэмюэль.

– Конечно, – кивнула Кэролайн, – конечно. Естественно, вам хотелось позаботиться о ней. Она больше не выходила замуж?

Странное выражение исказило черты лица гостя – смесь жалости и чего-то, что могло быть гневом.

Мария вздрогнула, предчувствуя опасность. Рано она успокоилась! Ей хотелось придумать, как сгладить неделикатный вопрос своей невестки, но в голову не приходило ничего подходящего, и она побоялась усугубить неловкость.

– Надеюсь, она благополучно выздоровела? – пылко произнесла Кэролайн. – Ведь тогда она была еще довольно молодой…

– О да, – с улыбкой откликнулся Эллисон. – Слава богу, болезнь оказалась несерьезной.

– Должно быть, вы были очень близки, – мягко сказала миссис Филдинг. – Вам пришлось так много пережить вместе…

Лицо мужчины смягчилось, и его глаза осветились особой нежностью.

– Да, близки, – кивнул он. – Как бы мне ни хотелось отыскать английских родственников, я и не думал, что смогу уехать из Америки, пока она жива. Я никогда не знал человека, будь то мужчина или женщина, более храброго и волевого, способного следовать за своей мечтой, быть самой собой, чего бы это ни стоило.

Кэролайн улыбнулась, излучая благодушие, почти сияние, словно его слова значили для нее очень много.

– О, такие стремления достойны этого! – согласилась она, внимательно глядя на Сэмюэля. – Ведь неуверенному в себе, исполненному сомнений и одинокому человеку бывает слишком трудно решиться на такой шаг. А порой бывает уже слишком поздно, когда осознаешь, какова плата за подобные сомнения…

Эллисон взглянул на нее с явным одобрением, точно она высказала ему основательный комплимент.

– Я вижу, миссис Филдинг, что вы очень проницательны. Полагаю, вы могли бы понравиться ей, как и она вам. Видимо, у вас с нею сходные желания.

Мария оцепенела. О чем он говорит? Эта особа покинула своего мужа и сбежала в Америку, а гость, похоже, считает ее образцом добродетели… Много ли он знает? Конечно, она не могла… никогда… ни одна женщина не смогла бы! Холод затвердел внутри ее ледяной глыбой. Вернулись давние болезненные воспоминания, острота событий давно ушедших лет проткнула покров забвения.

Она должна была что-то предпринять, пока не стало слишком поздно.

– Полагаю, вам довелось познать и бремя той несчастной войны [10]? – резко спросила старая леди. – Должно быть, то были крайне печальные годы?

– Едва ли стоит бередить те ужасные раны, миссис Эллисон, – печально произнес Сэмюэль. – Любая война ужасна, но страшнее всего та, что взрывает один народ, сталкивая друг с другом знакомых людей, возможно, братьев, отцов и сыновей… Такая ярость и ненависть порождает непреходящую горечь.

Пожилая дама не поняла его – не захотела понять. Он быстро сообразил это, и выражение его лица изменилось.

– Ощущение трагедии смывает время. Его сменяет глубокое сожаление и черный юмор, – добавил Эллисон.

Затем он рассказал дамам о том, как сам воспринял те события.

– Иногда людей объединяют глупые предубеждения, – произнес Сэмюэль, резко понизив голос. – Если вас когда-нибудь мутило от страха так, что судорогой сводило живот, то вы сможете понять такое чувство.