Барри Лансет - Убийства в «Маленькой Японии»

Оглушенный, с расквашенным носом, я попытался встать. Перед глазами все плыло, а по краям моего поля зрения вообще сгустилась тьма. Меня подхлестывала продолжать борьбу лишь отчаянная злость. На маты вышла Миеко, склонилась надо мной и прошептала на ухо строки о безмятежной тишине холмов Оказаки. По-японски. В самый первый раз. Не понимая по молодости лет всех нюансов стихотворения, я вдруг проникся самим по себе идеалом дзен – стремлением к покою и к познанию. Уловил главную мысль.

Дыхание Миеко обдало меня теплом и сладостью. Я сердцем почувствовал тягу к тому покою, прелесть которого она только что мне открыла. Перед глазами вновь вспыхнул свет, а мы с Миеко обменялись улыбками.

Больше в схватку с Мутрексом я в тот день не вступал и позволил Миеко усадить себя в уголке, чтобы в голове окончательно прояснилось. И сидел я ровно, прямо и гордо. Как дерево у Берчфилда.

Скотт Мутрекс знал нечто, неведомое мне. И именно это познание, в чем бы оно ни заключалось, давало ему превосходство. Однако я был полон решимости раскрыть его секрет.

Два года я провел в упорных тренировках. Ката, камае, сизентай и реи [8]наполнили мои дни и снились по ночам. А в кошмарах мне являлась ухмылка Скотта Мутрекса. Через год я начал включать в свой арсенал приемы уличной драки, которым поневоле обучился. Кое-что из дзюдо и тэквондо. В моем распоряжении появилась новая комбинация трюков, я совершенствовал ее и оттачивал до седьмого пота. Покой оставался лишь идеалом. Я стремился к этому состоянию, но очень редко достигал его. И продолжалось оно недолго. Но уж зато когда я погружался в него, приносило мне невыразимое умиротворение. Тело словно застывало, а внутри появлялось согревавшее душу сияние.

В тот самый первый день Миеко внушила мне: «Проиграй схватку, но не теряй себя».

Через два года мы со Скоттом Мутрексом сошлись снова. Мне было девятнадцать, ему – двадцать два. Но я подрос за это время на несколько дюймов. Дважды мне удались победные броски, после чего Мутрекс под улюлюканье зрителей покинул зал.

Ночь после того дня, когда Сога нанесла визит в мой магазин, показалась мне самой долгой в жизни. Она тянулась дольше и тоскливее, чем предыдущая, когда я не находил себе места после похищения Дженни. Дольше и тоскливее, чем та, когда после четырнадцати лет молчания мне впервые позвонил Джордж, чтобы сообщить о смерти отца.

Дольше и тоскливее, потому что никогда прежде я не ощущал себя настолько беспомощным.

Меня терзали образы Дженни, Эберса – всего хорошего и здравого, что существовало в моей жизни. Я не знал ответа, но ясно осознавал стоявший передо мной вопрос: как я мог рассчитывать найти Дженни или помочь Эберсу, если потерял почву под ногами? И я искал ответы в саке, у Берчфилда, у самого себя. Первый согрел меня, второй вдохновил, а третий, стоило мне только как следует прислушаться, дал искомый ответ.

Я вновь обрел покой и ощутил сияние. Пришло знание. Появилась внутренняя сила. А потом я словно услышал слова отца, которые уже давно привык считать своими: «Что бы ни случилось, умей сохранить лицо. Научись защищать простых людей и самого себя». Сога забрала у меня Миеко. В их руках оказалась сейчас Дженни. Но я не позволю так легко завладеть моей жизнью и буду бороться за нее, пока способен дышать.

На следующее утро телефон в моем кабинете издал два звонка и умолк.

Я запер магазин и сел за руль белого служебного микроавтобуса без маркировки, припаркованного на заднем дворе. Проехав вдоль по Ломбард-стрит, свернул на Ван-Нуйс и несколькими кварталами ниже зарулил к расположенной на углу заправочной станции. Велев Элу заполнить бак, я направился в гараж. На подъемнике стоял джип для сафари, с передней полуосью которого возился сын Эла. Я кивнул ему, выскользнул через калитку в проволочном заборе с тыла автомастерской и быстро зашел в соседнее кафе. Сога наверняка поставила на прослушку все телефоны-автоматы в окрестностях моего магазина и имеет возможность перехватывать мои переговоры по сотовому телефону, но, воспользовавшись неприметными задворками автозаправки, чтобы попасть в расположенное на параллельной улице скромное кафе, я потратил всего двадцать секунд, после чего превратился для них в невидимку.

Заказав чашку кофе и датский бутерброд, я направился к туалетам. Рядом с ними на стене висели два телефона-автомата. Осмотревшись, я убедился, что меня никто не сможет подслушать. Набрал номер и стал ждать соединения. Трубку сняли после первого же гудка.

– Слушаю!

– Это я. Узнал что-нибудь?

– Они здесь. Но пока не знаю, сколько их.

– В Нью-Йорке? Ты уверен?

– Да. Носят костюмы, которые сидят на них, как детские платьица на бульдогах.

– Ты быстро сработал.

– А как же! У меня десять человек ведут наблюдение круглые сутки. Я держусь оттуда подальше. Джордж действует по той же схеме в Лос-Анджелесе.

Мне снова стало страшно. Десять человек – это целая армия.

– Я же просил все делать как можно незаметнее. Жизнь Дженни поставлена на карту.

– Мы ведем слежку с очень большого удаления. Через бинокли из соседних зданий или из машин, припаркованных в дальнем конце улицы. Ничто не должно бросаться в глаза.

– Никого пока не засекли?

– Нет.

Я немного успокоился.

– Что удалось установить?

– Мы обратили внимание на боковой вход из переулка и на подземную парковку.

– Значит, основного входа они избегают?

– Может, пользовались им прежде, но не сейчас.

Всегда на шаг впереди, подумал я. Как только их хакер обнаружил следы взлома, Сога перешла на чрезвычайный режим.

– Скольких насчитали?

– Пока пятерых.

– А команда Джорджа?

– У них трое. Все приезжают на машинах с тонированными стеклами, паркуются под зданием и поднимаются по черной лестнице, а не на лифтах главного вестибюля. Очень трудно разглядеть каждого.

Но ведь разглядели же!

– Пятеро для них – уже много. Установили, где они обитают?

– Да. Уединенный участок на Лонг-Айленде. Северное побережье.

– Хорошее местечко?

– Много пространства, лесистое и выходит к самой воде. Высоченная ограда по всему периметру.

– А что за вода?

– Большая.

– Ты имеешь в виду, что это берег океана? Ни гавани, ни бухты?

– Ничего подобного.

– Значит, перекрыть выход в море не удастся.

– Едва ли. Там причал с двумя катерами. На вид – очень быстроходными.

– Кто владелец земли?

Нода усмехнулся:

– Мой человек побеседовал с хозяином бензоколонки в двух милях по шоссе оттуда. Говорит, что там живут престарелый японец и два молодых парня.

Молодые подчиненные в услужении у пожилого начальника. Типично для традиционного японского понятия об иерархии. И верный признак для нас.