Анна Грин - Дело Ливенворта (сборник)

Но когда она узнала правду, когда я, собрав весь свой пыл и весь такт, на какие был способен, поведал, что ее подозрения безосновательны, что Трумен Харвелл, а не мисс Мэри, повинен в тех обстоятельствах, которые заставили ее возложить вину за смерть дяди на сестру, первыми ее словами была мольба отвести ее к той, к кому она была так несправедлива.

– Отведите меня к ней! О, отведите меня к ней! Я не смогу ни думать, ни дышать, пока не умолю ее на коленях простить меня. О эти обвинения! Эти несправедливые обвинения!

Видя, в каком мисс Элеонора состоянии, я решил, что будет лучше исполнить ее желание. Поэтому, взяв экипаж, я отвез ее к дому сестры.

– Мэри выгонит меня! Она даже не посмотрит на меня и будет права! – стенала мисс Элеонора, пока мы ехали по улице. – Такое оскорбление нельзя прощать. Но, Господь свидетель, мои подозрения были обоснованы. Если бы вы знали…

– Я знаю, – перебил ее я. – Мисс Мэри понимает, что косвенные улики против нее были слишком убедительными. Она сама едва не начала сомневаться. Спрашивала, как она может быть невиновна при таких доказательствах против нее. Но…

– Подождите! О подождите, Мэри так сказала?

– Да.

– Сегодня?

– Да.

– Мэри, наверное, изменилась.

Я не ответил – хотел, чтобы мисс Элеонора сама увидела степень этой перемены. Но когда спустя несколько минут экипаж остановился и мы вошли в дом, ставший обителью стольких страданий, я оказался не готов к изменениям в ее внешности, которые явил взору свет газового рожка в зале. Глаза светятся, щеки горят, на высоком челе ни тени – вот как быстро тает лед отчаяния в сиянии надежды!

Томас, впустивший нас, улыбнулся приветливо, но печально, и сообщил:

– Мисс Ливенворт в гостиной.

Я кивнул и, видя, что мисс Элеонора из-за волнения приросла к месту, спросил, пройдет ли она сразу или сперва соберется с духом.

– Пойду сразу. Я не могу ждать, – ответила она и, освободив свою руку от моей, прошла через зал и взялась за полог на двери в гостиную, как вдруг тот откинулся, и из-за него шагнула мисс Мэри.

– Мэри!

– Элеонора!

Звучание этих голосов сказало все. Мне не нужно было смотреть в их сторону, чтобы понять, что мисс Элеонора бросилась к ногам сестры и что сестра подняла ее. Мне не нужно было слышать: «Я слишком виновата перед тобой! Ты никогда не простишь меня!», за которым последовало тихое: «Мне так стыдно, что я могу простить что угодно!» – чтобы понять, что тень длиною в жизнь между ними рассеялась, как дымка, и что в будущем их ждут дни взаимного доверия и приязни.

Через полчаса или около того я услышал, как тихо открылась дверь и в приемную, куда я удалился, вошла мисс Мэри с лицом, озаренным искренним смирением. Признаюсь, я был удивлен тем, как смягчилась ее возвышенная красота. Промолвив про себя: «Будь благословен очищающий стыд», я шагнул к ней и протянул руку жестом уважения и сочувствия, которых, думал, уже никогда не буду испытывать к ней.

Это, похоже, ее тронуло. Густо покраснев, она подошла ко мне со словами:

– Я пришла сказать спасибо. До этого вечера я не понимала, как сильно мне нужно вас благодарить, но сейчас я не могу говорить об этом. Я хочу, чтобы вы пошли со мной и помогли уговорить Элеонору принять дядино состояние из моих рук. Это ее деньги, понимаете. Они предназначались ей и достались бы ей, если…

– Подождите, – сказал я, и почему-то от этой просьбы меня бросило в дрожь. – Вы хорошо подумали? Вы хотите передать свое состояние в руки двоюродной сестры?

Вида мисс Мэри было достаточно, чтобы понять ответ, даже если бы она не произнесла:

– Как вы можете спрашивать?

Когда мы вошли в гостиную, рядом с мисс Элеонорой сидел мистер Клеверинг. При виде нас он встал, отвел меня в сторону и прошептал:

– Мистер Рэймонд, прежде чем мы начнем расшаркиваться друг перед другом, позвольте принести вам свои извинения. У вас находится документ, который не должен был к вам попасть. К тому поступку меня подтолкнула ошибка, и сейчас я горько сожалею о нем, понимая, насколько это было оскорбительно. Если вы примите во внимание мое душевное состояние в то время и простите меня, я буду перед вами в вечном долгу, если же нет…

– Мистер Клеверинг, ни слова больше. То, что случилось в тот день, осталось в прошлом, а что касается меня, то я хочу забыть его как можно скорее. Перед нами открыто будущее, не стоит жить минувшими бедами.

И обменявшись взглядами взаимного понимания и дружбы, мы поспешили присоединиться к леди.

О последовавшем разговоре стоит упомянуть только, чем он закончился. Поскольку мисс Элеонора наотрез отказалась принимать запятнанную кровью собственность, в конце концов было решено, что ее следует пустить на основание и поддержание благотворительного общества достаточно широкого размаха, чтобы приносить пользу городу и живущим в нем нищим. Когда с этим было покончено, наши мысли обратились к друзьям, в особенности к мистеру Вили.

– Ему нужно рассказать всю правду, – сказала мисс Мэри. – Он горевал с нами, как родной отец.

И, снедаемая раскаянием, она хотела взять на себя эту нерадостную обязанность, но мисс Элеонора со своим всегдашним великодушием остановила ее.

– Нет, Мэри, – сказала она. – Ты уже достаточно настрадалась. Пойдем мы с мистером Рэймондом.

И оставив их с озаренными надеждой и верой лицами, мы вышли в ночь и в сон, от которого я так и не пробудился, хотя сияние милых глаз уже много-много месяцев служит мне в жизни путеводной звездой.

Иногда сыщик, занимаясь одним преступлением, случайно раскрывает совсем другое. Однако вряд ли когда-либо это случалось более неожиданно и при обстоятельствах более необычных, чем в том случае, о котором я хочу рассказать.

Некоторое время вашингтонские власти ставили в тупик ловкие проделки банды фальшивомонетчиков, которая наводнила западную часть Массачусетса поддельными казначейскими билетами. Лучшие умы Секретной службы были брошены на это дело, но все тщетно, и вот однажды в Вашингтон прибыло сообщение о том, что в Брандоне, штат Массачусетс, местная почта ежедневно получает подозрительного вида письма, на которых вместо имени адресата значится просто X. Y. Z., и, поскольку имелась слабая надежда на то, что наконец-то появилась какая-то зацепка в деле фальшивомонетчиков, я был отправлен на север провести расследование.

Было это в июне 1881 года, и погода стояла просто замечательная. Сойдя с поезда в Брандоне и посмотрев на длинную прямую улицу, обсаженную с обеих сторон кленами, свежо и красиво поблескивавшими листьями на полуденном солнышке, я подумал, что в жизни не видел такого прелестного городка и не приступал к делу с таким легким, полным надежды сердцем.