Антология - Пустой дом Шерлока Холмса (сборник)

– Мистер Холмс, и вы, доктор Уотсон! – Миссис Морис снова схватила меня за руку, когда мы стояли в дверях. – Как мне отблагодарить вас за все, что вы для нас сделали?!

Холмс поклонился и зашагал по дороге.

– Спасибо, не стоит, – ответил я, с немалым трудом освобождая руку. – А я буду вечно вам благодарен за то, что вы дали Холмсу возможность спасти Андершо.

Когда Герберт сделал мне предложение, я разыграла потрясение и даже издала девчачий визг, который когда-то слышала в театре. Он так расхохотался в ответ, что я увидела серебряный блеск на его молярах. От кого же он унаследовал свою тягу к сладкому, от отца-медика или от покойной матери? Скорее всего это стало результатом воспитания. Однако то, что он сказал сразу после этого, заставило меня возмутиться, и уже всерьез.

– Спокойно, старушка, – сказал он. – Уж я-то не буду прыгать от радости, когда ты потащишь меня знакомиться со своей матерью.

– Но это же не она известная писательница.

– Известная или нет, но мой старик вряд ли интересный персонаж. Это же его отличительная черта, разве нет?

В Саус Даунс мы приехали в следующую пятницу, вслед за полуденным солнцем. Я послушно смеялась над шутками Герберта, разговаривала с ним, перекрикивая рычание мотора его машины, и намертво вцеплялась в свое сиденье, когда он несся по пригородным шоссе. Извилистая дорога выпрямилась сразу за Ротерфилдом, и на какое-то время мы вонзились в просеки, предварявшие въезд в самый настоящий лес из молодых сосен. И на самой вершине холма мы нашли громадное здание в псевдобаронском стиле: этакий воздушный замок искусств и ремесел из красного кирпича и с гербом над двустворчатыми дубовыми дверями. Именно туда мы и направлялись.

– Дом, построенный охотником за привидениями, – сказал Герберт, выпрыгивая из машины. – Да, совсем не то, к чему мы, первенцы, были привычны.

– Так ты не здесь жил в детстве?

– Разумеется, нет. Я вырос в доме с эркерными окнами, а не в дурацком замке!

К нам подошел мужчина с красным лицом, чтобы взять наш багаж, и Герберт назвал его Билли. Я поискала в нем мальчишку, которым он был когда-то, но увидела только результаты невоздержанности и прожитых лет. За двойными дверями в высокой передней нас встретил парнишка лет тринадцати, одетый в бриджи и пуловер.

– Это Берти со своей девушкой, – крикнул он и выбежал во вторые дубовые двери, в глубь цитадели.

Мы последовали за ним и попали в современную обеденную залу, уставленную диванами. В одном камине можно было поселить целое семейство из лондонских трущоб.

– Этого постреленка зовут Эдвард, – сказал Герберт, хватая мальчика за ухо. Тот поморщился и ударил Герберта в живот. – Что это у тебя на щеке, постреленок?

Там виднелась отметина, формой напоминавшая раскрытую ладонь.

– Это папа.

– И что ты натворил? – Герберт попытался ухватить мальчика за второе ухо, но тот увернулся.

– Мы сидели в машине возле дома викария, ждали маму, и я увидел, как из магазина вышла женщина, ужасно похожая на свинью. Правда, Берти, у нее даже пятачок был! Ну я и сказал Алексе, мол, смотри, какая уродина. Тогда папа обернулся и влепил мне затрещину. «Уродливых женщин не бывает!» – сказал он.

– Да, он ужасный старый викторианец, – сказал мне Герберт. – Это я не к тому, что ты этого не заслужил, постреленок. Кстати, это…

– Да знаю я, кто это! – крикнул мальчик и выскочил из комнаты.

Герберт покачал головой:

– Боюсь, он весь пошел в мамашу. А теперь, наверное, ты хочешь привести себя в порядок, старушка. Мне нужно позвонить, но Билли покажет тебе твою комнату. Встретимся здесь через полчаса?

И, поцеловав, он оставил меня на попечение постаревшему мальчику в ливрее.

Идя по ступеням, покрытым красным ковром, и отделанному темными панелями коридору, я прислушивалась, пытаясь определить, дома ли глава семейства, но слышала лишь свистящее дыхание моего провожатого. Он покинул меня у дверей комнаты, настолько же яркой, насколько вычурным был весь дом: в ней не было ни единого предмета мебели, ни дюйма стены, не украшенных розовыми и кремовыми розанчиками. Сосчитав до двадцати, я вышла из комнаты и остановилась, склонив голову, как спаниель. Конечно, это было глупостью с моей стороны. Я читала, что мой объект по-прежнему предпочитал ароматизированные чернила для ручек, поэтому не стоило рассчитывать найти его по стрекоту печатной машинки. Однако через минуту я услышала легкое покашливание. Я пошла на звук, и в том месте, где коридор раздваивался, нашла распахнутую дверь. За дверью были те же самые панели из темного дерева, но здесь они были обиты красной кожей, и интерьер дополняли аккуратно заставленные книгами полки и письменный стол с лампой с зеленым абажуром. Увиденное мне тут же напомнило кабинет врача на Харлей-стрит. Хозяин кабинета сидел спиной ко мне, и я видела, как он обмакивал перо в чернила и писал что-то в самом конце листа писчей бумаги. У него была широкая спина, короткая крепкая шея и редеющие седые волосы. Когда он положил перо и открыл ящик стола, я решила, что он достает следующий лист бумаги, но в его руке появился револьвер, который совершенно спокойно был направлен в мою сторону.

– Мои дети с младых ногтей запоминают, что меня нельзя беспокоить в кабинете, – сказал он. – Слуги всегда стучатся, а жены до пяти часов нет дома. Медленно открывайте дверь и входите, молодая особа.

Я сделала, как он велел, и увидела, как моя тень скользнула по стене справа от его стола.

– Я не хотела вас беспокоить.

Он встал с кресла, но его револьвер не шелохнулся, будто закрепленный на подставке.

– Тогда вы не преуспели в этом желании.

– Я должна была представиться.

– Напротив, вы должны были подождать, пока вас представят.

Он был совершенно таким, каким я его себе представляла: прогрессия тех образов, которые я рассматривала еще девочкой в журнале «Стрэнд». Высокий, с усами по моде прошлой эпохи, и от коленей до горла затянутый в шитый на заказ твидовый костюм. Годы сделали его крупнее и оттянули ему веки, но он все же остался по-своему привлекательным.

– Однако условности сейчас уже не в ходу, – произнес он. – К тому же я знаю, кто вы.

– В таком случае зачем вам этот музейный экспонат? – Я кивнула на револьвер.

По его губам промелькнула тень улыбки.

– Прошу прощения. У меня есть причины не доверять тем, кто подходит ко мне так, чтобы я их не видел. – И он вернул револьвер в ящик.

– Пехотный «Бьюмонт – Адамс» четыреста сорокового калибра? – спросила я. – Комментаторы называли его «Вебли».