Кэрол Дуглас - Танец паука

Я скучала по сцене. Слишком много времени я провела в горах. Мой агент устроил мне тур по еще одному захолустью, которого я прежде не видела. Речь об Австралии. Я могла взять с собой кого угодно. Сначала мы должны были выступать в Сан-Франциско два месяца, а потом сели бы на корабль и поплыли на другой, надеюсь, более милостивый континент. В Австралию!

Я оседлала лошадь и поскакала в Рэббит-Крик. У миссис Крабтри появился второй пансион и второй ребенок. Мужа нигде не было видно. Мне сказали, что он отправился на прииски.

Я объяснила, что собираюсь в мировое турне, и предложила отпустить со мной Лотту. Мэри Энн Крабтри сообщила, что продает пансионы. Отсутствующий муж якобы пел дифирамбы Лотте, и они отправились в турне по приискам, где девочка выступала в прокуренных комнатенках на наскоро сколоченных сценах, а рампой ей служили зажженные свечи.

Вряд ли у меня было право возражать против прокуренных комнат, но я хотела, чтобы Лотта выступала на знаменитых мировых сценах. Мэри Энн не стала меня и слушать. Скрыв разочарование, я в последний раз обнялась с убитой горем девочкой и покинула Грасс-Валли навсегда.

Позднее я узнала, что когда дочь Джека Крабтри плясала на приисках, ей под ноги кидали тысячи золотых монет, а однажды ночью ее папаша, неудавшийся старатель, забрал все, что она заработала, и бросил жену и дочь.

Но я тогда уже съездила в Австралию и вернулась, и моя собственная жизнь изменилась так… безвозвратно.

– Какая дерзкая штучка, – сказала Ирен в коридоре, когда мы снова собрались втроем.

– Кто? Лотта? – спросила я, не веря своим ушам. Она показалась мне таким милым ребенком… сорока двух лет.

– Я, конечно, в курсе, – продолжала примадонна, провожая нас по коридору к широкой лестнице, ведущей на улицу, – какими скороспелыми могут быть юные актрисы. Ум и тело в пять-шесть лет очень восприимчивы, ребенок быстро всему учится. В таком возрасте я с детской спесью все могла попробовать и все могла освоить: танцевальные шаги, песни, стрельбу по мишеням. Ничто меня не сдерживало. Все казалось возможным. – Она остановилась и преградила нам с Квентином дорогу. – С другой стороны, Лола давно уже вышла из возраста невинности, когда поняла, что ей ничего не остается, как связать свое будущее со сценой. Ей было почти четырнадцать. Как смеет эта лилипутка высмеивать способности Лолы, которой было уже за тридцать, когда она пыталась передать свои знания подающей надежды ученице? Не всякий опытный артист будет вдохновлять молодого конкурента. Тем, что я стала такой, какая есть, я обязана прожженным артистам варьете, взявшим меня под свое крыло.

Мы с Квентином переглянулись, чувствуя себя на минном поле.

– Хочешь сказать, – уточнила я у Ирен, – что у Лотты были причины очернить память Лолы Монтес?

– А разве все не этим занимаются?! – рявкнула подруга. – Вы же читали все эти обличительные речи и дифирамбы. В такой ситуации правду узнать невозможно. Обо мне самой неверно судили, в приватных беседах и публично. Зависти нет конца. Ты же знаешь, Нелл.

Я и правда знала.

Квентин вмешался в разговор, взяв нас обеих под локоть.

– Могу я предложить поужинать… – он посмотрел на меня, и во взгляде читались извинение и увещевание, – в «Дельмонико»?

Даже я понимала, что самое шикарное место в Нью-Йорке, куда можно отправиться после театра, – это ресторан «Дельмонико».

Казалось, для Ирен происходящее приобрело личный характер. Я понимала, что критика Лолы Монтес не приветствуется. Она отождествляла себя с этой женщиной, почти на сорок лет ее старше, которая, похоже, шла исключительно по пути бесчестья и разрушения. Является ли это создание матерью Ирен – неизвестно, но примадонна видела в ней одну из тех, против кого сама судьба плела заговоры, и это затронуло как душу оперной певицы, так и инстинктивное желание защищать обездоленных.

В «Дельмонико» мы заказали устриц и шампанское… Ну то есть Ирен и Квентин заказали. Мне не нравится ни то ни другое, но поскольку я пеклась о своих дорогих друзьях, то не стала возражать.

– Итак, она покинула Калифорнию, – подытожила Ирен за устрицами. – Лишилась своих вложений, вещей, поклонников, друзей, юной протеже, распорядилась позаботиться о животных и о последнем из оставшихся медвежат.

Мы кивнули.

– Она отправилась из Сан-Франциско в турне по Австралии. На обратном пути очередная «настоящая любовь» закончилась трагически, когда возлюбленный упал за борт.

Я снова кивнула. Квентину нечего было сказать, ведь он не изучал три дня кряду перипетии жизни и любовные приключения Лолы Монтес.

Однако он положил свою руку без перчатки поверх моей, словно бы понимал, что мы должны следить за Ирен, как дежурят у постели больного.

Я подумала о своей матери, умершей при родах, о которой не знала ровным счетом ничего. Какой она была? Хорошей? Плохой? Ни то ни другое? Я не знала. Мама умерла раньше, чем у меня успело сформироваться о ней какое-то мнение. Я впервые подумала об этом как о потере. Ирен тем временем продолжала:

– Читая лекции, она, наверное, произвела еще больший фурор, чем когда-либо в жизни. Затем двенадцатого декабря она внезапно отплывает в Англию, снова чтобы выйти замуж, на этот раз за представителя боковой ветви европейской королевской фамилии, хотя первый брак так и не был официально расторгнут. Этот германский князек оказался – какое прилагательное употребляли в середине века? – презренным трусом. Мошенником, у которого в Америке уже были жена и пятеро детей. Но ведь и Лола была мошенницей, правда бездетной, зато с четырьмя «мужьями».

Ирен схватилась за голову, а Квентин заказал нам всем мороженое с фруктами.

– Такое впечатление, – сказала подруга, когда оправилась от удивления, вызванного любовными похождениями Монтес, – что Лола понимала: она и в последний раз бросила кости неудачно. Она вернулась в Нью-Йорк, возобновила лекции, и… ее ждал триумф. Вопрос остается открытым: последняя прихоть с этим замужеством – это действительно была любовь или же случилось из-за меня?

Реплика подруги на мгновение меня ошарашила. Меня так увлек драматизм рассказа Ирен, что я не сообразила, куда ведет история. Однако Квентин схватил на лету:

– То есть ты имеешь в виду, что она покидала Нью-Йорк на достаточно долгое время, чтобы разрешиться от бремени, а потом вернуться и возобновить свою обычную жизнь?