Жорж Сименон - Маньяк из Бержерака. Дом судьи. Мегрэ и человек на скамейке (сборник)

Но это ничего не дало, да и не могло дать. Полицейские тщетно прочесали весь район. Хозяин бара заявил, что клиент никому не звонил, только съел пять яиц вкрутую с тостами и выпил три чашки кофе.

– Он выглядел очень голодным.

Мегрэ позвонил судья Комельо.

– По-прежнему ничего нового?

– Я надеюсь найти убийцу в течение сорока восьми часов.

– Это то, о чем мы думали? Убийство с целью ограбления?

Мегрэ ответил, что да.

Еще оставался нож. Среди утренней корреспонденции лежало письмо от фирмы, производящей скобяные изделия. С самого начала расследования Жанвье лично занимался поисками, и один из руководителей предприятия сообщил инспектору, что определить, у какого торговца был куплен именно этот нож, практически невозможно. Он не без гордости привел астрономические цифры выпускаемой продукции.

И вот теперь некто, перед чьей подписью стояла пометка «заместитель директора», уведомлял начальника криминальной полиции, что согласно номеру, выбитому на ручке, нож, которым воспользовались на бульваре Сен-Мартен, был частью партии, высланной четырьмя месяцами ранее оптовому торговцу в Марсель.

Следовательно, пять инспекторов в течение трех дней совершенно напрасно опрашивали парижских торговцев. Жанвье был взбешен.

– Что мне делать, патрон?

– Пошли запрос в Марсель. Затем возьми Моера или кого-нибудь из криминалистической лаборатории и отправляйся на улицу Ангулем. Пусть Моер снимает все отпечатки пальцев, которые обнаружит в комнате. Особое внимание уделите платяному шкафу.

В это время Моника все еще ждала приема. Порой Мегрэ посылал кого-то из сотрудников взглянуть на нее.

– Что она делает?

– Ничего.

Люди с более крепкими нервами, чем у этой девушки, выходили из себя после часа ожидания в застекленной «клетке».

Без четверти одиннадцать комиссар вздохнул:

– Пускай ее приведут.

Мегрэ встретил мадемуазель Турэ стоя и извинился.

– Так как я намереваюсь провести с вами довольно длительную беседу, я был обязан сначала покончить с текущими делами.

– Я понимаю.

– Садитесь, пожалуйста.

Она так и поступила, поправила волосы, обрамлявшие лицо, и поставила сумочку на колени. Мегрэ устроился в своем кресле, поднес трубку ко рту, но прежде, чем чиркнуть спичкой, спросил:

– Вы позволите?

– Мой отец курил. Мои дяди тоже курят.

Она казалась менее нервной, менее озабоченной, чем во время первого визита в полицию. Утро было таким солнечным и мягким, что комиссар оставил окно приоткрытым, и в кабинете слышались приглушенные звуки улицы.

– Разумеется, я хотел бы поговорить о вашем отце.

Она кивнула.

– И также о вас и о некоторых других людях.

Моника не спешила ему помочь. Она не сводила глаз с лица комиссара и молча ждала, словно догадываясь, какие вопросы он ей намерен задать.

– Вы очень любите вашу мать, мадемуазель Моника?

Мегрэ намеревался провести допрос тоном «доброго дядюшки», заставить девушку проникнуться к нему доверием и в конечном итоге говорить только правду. Но ее первый ответ вынудил его изменить тактику.

Очень спокойно, как будто это было нечто совершенно естественное, она проронила:

– Нет.

– Хотите сказать, что вы не ладите?

– Я ее ненавижу.

– Могу ли я спросить почему?

Девушка слегка пожала плечами.

– Вы были у нас дома. Вы все видели сами.

– Вы не могли бы уточнить вашу мысль?

– Моя мать думает только о себе, о своей грядущей старости, она высокомерна и скрытна. Ее раздражает, что сестры вышли замуж более удачно, чем она, и всю жизнь мама старается заставить всех поверить, что живет не хуже их.

Мегрэ с трудом сдержал улыбку: девушка говорила так серьезно.

– А вашего отца вы любили?

Несколько минут Моника молчала; Мегрэ был вынужден повторить вопрос.

– Я думаю. Пытаюсь понять свои чувства. Трудно признаваться в них сейчас, когда он умер.

– Вы не слишком-то его любили?

– Он был несчастным человеком.

– Что вы подразумеваете под этим?

– Он не пытался ничего изменить.

– А что он должен был поменять?

– Все.

И внезапно она с жаром воскликнула:

– Жизнь, которую мы вели! Если это можно назвать жизнью… Мне уже давно все надоело, и я мечтаю только об одном: уехать.

– Выйти замуж?

– Не имеет значения. Лишь бы уехать.

– Вы намеревались уехать в ближайшее время?

– Не сегодня завтра.

– Вы говорили об этом вашим родителям?

– Зачем?

– Вы бы уехали, не сказав ни слова?

– А почему бы и нет? Что бы это изменило?

Мегрэ наблюдал за посетительницей с возрастающим интересом, иногда даже забывая потягивать трубку, в результате чего ему пришлось два или три раза снова ее раскуривать.

– Когда вы узнали, что ваш отец больше не работает на улице Бонди? – внезапно спросил комиссар.

Он готовился к бурным протестам, но их не последовало. Моника предвидела его вопросы и заготовила ответы. Только этим можно было объяснить ее спокойствие.

– Около трех лет тому назад. Я точно не помню. Кажется, в январе. В январе или феврале. Было холодно.

Торговый дом Каплана закрылся в конце октября. В январе и феврале месье Луи еще подыскивал место работы. Именно в то время его средства иссякли, и он был вынужден занять деньги у мадемуазель Леоны и старого бухгалтера.

– Вам рассказал об этом отец?

– Нет. Все значительно проще. Во второй половине дня, когда я обхожу клиентов…

– Вы уже работали на улице Риволи?

– Я поступила на службу в восемнадцать лет. Так уж случилось, что один из клиентов, дамский парикмахер, работал в том же здании, что и мой отец. Я заглянула во двор. Было начало пятого. В здании не горело ни одного окна. Я удивилась и расспросила консьержку, которая мне сообщила, что торговый дом Каплана больше не существует.

– Вернувшись домой, вы рассказали обо всем матери?

– Нет.

– А отцу?

– Он не сказал бы мне правды.

– Он имел привычку врать?

– Это трудно объяснить. Находясь дома, он всегда старался избегать сцен, делал все, чтобы моя мать была довольна.

– Он ее боялся?

– Он хотел мира, покоя.

В голосе девушки слышалось презрение.

– Вы решили проследить за ним?

– Да. Но не на следующий день (я была слишком занята), а дня через два или три. Под предлогом срочной работы в конторе я уехала более ранним поездом и ждала отца на вокзале.

– Что он делал в тот день?

– Посетил несколько учреждений, где были объявления о вакансиях. В полдень съел несколько круассанов в маленьком баре, затем устремился к издательству, чтобы прочитать объявления в газетах. И я все поняла.

– Какова была ваша реакция?

– Что вы имеете в виду?

– Вы задавались вопросом, почему он ничего не сказал домашним?