Жорж Сименон - Маньяк из Бержерака. Дом судьи. Мегрэ и человек на скамейке (сборник)

– У меня никогда бы не появился второй шанс.

– Шанс на что?

– Выбраться из всего этого.

– Выбраться из чего?

Юноша говорил почти агрессивно.

– Я отлично вижу, что вы не понимаете меня. Если бы в детстве вы только и слышали, что разговоры о деньгах, да постоянно видели мать, которая каждый раз начинала дрожать, ожидая конца месяца…

– У меня не было матери.

Мальчишка замолчал; наступившая тишина затянулась надолго. Мегрэ, отвернувшись, стоял у окна и смотрел на дождь, рисующий на стеклах тонкие линии. Затем принялся ходить взад-вперед и, наконец, решительным жестом открыл дверцу шкафа. Комиссар вымыл в эмалированной раковине стакан и налил себе коньяка.

– Предполагаю, что ты не хочешь?..

– Нет, спасибо.

Альбер Жорис прилагал все усилия, чтобы не заснуть. Его щеки раскраснелись, веки налились свинцом. Время от времени он покачивался на стуле.

– Возможно, однажды ты все-таки станешь настоящим мужчиной.

В коридоре раздались мужские и женские шаги. Мегрэ понял, что к нему направляется Моника в сопровождении Люка. Следовало принимать решение. Именно об этом он размышлял на протяжении последней четверти часа. Он мог пригласить девушку в свой кабинет, а мог направить в соседний.

Пожав плечами, Мегрэ открыл дверь. На одежде пришедших тускло поблескивали капли дождя. Моника растеряла большую часть былой уверенности. Заметив Альбера, она на мгновение замерла и судорожно вцепилась в сумку обеими руками, бросив при этом гневный взгляд в сторону комиссара.

– Ты сводил ее к врачу?

– Сначала она не хотела. Я…

– Каков результат?

Жорис поднялся; он смотрел на свою возлюбленную так, словно собирался броситься ей в ноги и вымаливать прощение.

– Никакого.

– Она не беременна?

– И никогда не была.

Альбер не верил своим ушам, не знал, что делать, растерянно глядя на Монику и комиссара. По всей видимости, он собирался с силами, чтобы обрушить свою злость на Мегрэ, которого, без сомнения, считал самым жестоким человеком на земле.

Комиссар, в свою очередь, закрыл дверь и указал девушке на стул.

– Вам есть что сказать?

– Я действительно думала…

– Нет.

– Откуда вы знаете? Вы не женщина.

Она повернулась к молодому человеку:

– Клянусь тебе, Альбер, я на самом деле считала, что у меня будет ребенок.

Голос Мегрэ оставался спокойным, нейтральным:

– И как долго вы так думали?

– В течение нескольких дней.

– А потом?

– Потом я не захотела его разочаровывать.

– Разочаровывать?

Мегрэ посмотрел на Люка, и они вместе вышли в соседний кабинет, закрыв за собой дверь и оставив любовников наедине.

– Как только я сообщил, что ей необходимо показаться врачу, тут же понял, что дело нечисто. Сначала она отказалась. Лишь затем, когда я пригрозил, что арестуют и Альбера, и ее саму…

Мегрэ не слушал. Он все и так знал. В кабинет вернулся Торранс.

– Ты выполнил мое поручение?

– Они работают над списком. Он будет длинным. Уже более двух лет вся бригада комиссара Антуана безуспешно бьется над этими делами. Кажется, что…

Мегрэ приблизился к двери, ведущей в его кабинет, и прислушался.

– Что они делают? – спросил Люка.

– Ничего.

– Разговаривают?

– Молчат.

Комиссар решил зайти к начальнику и ввести его в курс дела. Они поболтали о том о сем. Затем Мегрэ не спеша прошелся по зданию, заглядывая в разные отделы криминальной полиции и беседуя с коллегами.

Когда комиссар вернулся в свой кабинет, он готов был поклясться, что Альбер и Моника за все это время не шелохнулись. Каждый сидел на своем стуле, в трех метрах друг от друга. Лицо девушки выглядело отстраненным, даже жестоким, ее напряженно сжатые челюсти делали ее похожей на мать и теток.

Когда ее взгляд случайно останавливался на молодом человеке, трудно было понять, чего в нем больше – презрения или ненависти.

Что касается Жориса, то он выглядел раздавленным, уничтоженным, его глаза покраснели от недосыпания или от слез.

– Вы свободны, – спокойно сообщил Мегрэ, направляясь к своему креслу.

Первый вопрос задала Моника.

– Это появится в газетах?

– Нет никаких оснований посвящать газетчиков в ваши личные дела.

– Вы поставите в известность мою мать?

– В этом тоже нет необходимости.

– А моих работодателей?

Когда Мегрэ отрицательно покачал головой, девушка облегченно вздохнула, поднялась и направилась к двери, не обращая ни малейшего внимания на Жориса. Положив ладонь на дверную ручку, она повернулась к комиссару и произнесла:

– Признайтесь, что вы сделали это нарочно!

Мегрэ сказал «да». Затем вздохнул:

– Ты тоже свободен.

Увидев, что юноша не шевелится, поинтересовался:

– Ты не побежишь за ней?

Моника уже спускалась по лестнице.

– Вы полагаете, я должен?

– Что она тебе сказала?

– Что считает меня глупцом.

– И все?

– Она добавила, что отныне запрещает мне даже обращаться к ней.

– И что ты думаешь делать?

– Ничего. Я не знаю.

– Ты можешь идти.

– А что я скажу моим родителям?

– Все, что захочешь. Они будут испытывать небывалое счастье от того, что ты снова с ними.

– Вы так думаете?

Следовало вытолкать его вон. Но казалось, что Альбер еще что-то хочет сказать комиссару.

– Иди отсюда, глупец!

– Я больше не поганец?

– Ты глупец! Она права.

Он отвернулся, шмыгнул носом и прошептал:

– Спасибо.

Оставшись в одиночестве, Мегрэ наконец-то смог налить себе стакан отменного коньяка.

– Это вы, Мегрэ?

– Да, господин судья.

Обычный ежедневный звонок; если бы в кабинете находился кто-либо из сотрудников, Мегрэ не преминул бы ему подмигнуть. Он всегда старался говорить особенно вежливо, когда общался с судьей.

– Как там продвигается дело Турэ?

– Двигается! Двигается!

– Вы не находите, что чересчур увлеклись им?

– Вы отлично знаете, что убийства с целью ограбления всегда требуют долгого расследования.

– А вы уверены, что речь идет об убийстве с целью ограбления?

– Вы сами сказали: «Это очевидно».

– Вы верите тому, что рассказал Шрамек?

– Я убежден, что он говорит правду.

– В таком случае кто убил Луи Турэ?

– Кто-то, стремящийся завладеть его деньгами.

– Тем не менее попытайтесь ускорить расследование.

– Я вам это обещаю, господин судья.

Однако Мегрэ ничего не предпринимал, занимаясь двумя другими делами, которые отнимали большую часть его рабочего времени. Три человека, в их числе Жанвье и малыш Лапуэнт, поочередно следили за домом на улице Ангулем. Они дежурили днем и ночью, а телефон квартирной хозяйки по-прежнему прослушивался.

Комиссар больше не вспоминал ни о мадам Турэ, ни о ее дочери, ни о юном Жорисе, который снова весь день работал в книжном магазине на бульваре Сен-Мишель. Можно было подумать, что он никогда их не знал.