Жорж Сименон - Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник)

Вы представить себе не можете, какое отвращение к жизни я испытывал!

При мысли, что мне вечно придется играть роль своего брата…

Помните небольшой бар? И фотографию, которую вы выронили?

Когда Мортимер заявился в наш отель, Анне это не понравилось. Она чувствовала, что ничего хорошего ей это не принесет, понимая, что моя новая роль отдалит меня от нее.

Вечером в своем номере в «Маджестике» я обнаружил сверток и письмо.

– Серый мужской костюм и записку Анны, где она сообщала, что намерена убить Мортимера, и назначала вам где-то встречу.

От дыма воздух стал гуще, в комнате заметно потеплело. Очертания предметов расплывались в темноте.

– Вы приехали сюда, чтобы убить Берту, – отчетливо произнес Мегрэ.

Его собеседник по-прежнему пил. Прежде чем ответить, он допил свой стакан, держась рукой за камин:

– Чтобы покончить со всеми разом! И с собой! Мне так все опостылело… Оставалась только одна мысль, из категории тех, которые мой брат называл русскими: умереть вместе с Бертой, в объятиях друг друга.

Он добавил изменившимся голосом:

– Как это глупо! Нужно выпить литр спиртного, чтобы додуматься до такого. Под дверями стоял полицейский. Я протрезвел. Стал бродить вокруг… Сегодня утром я передал служанке записку, где назначал Берте свидание на молу, подчеркнув, что, если она не принесет мне немного денег, я пропал… Подло, правда? Она пришла.

Внезапно, положив локти на мраморную поверхность камина, он разразился рыданиями, но плакал не как мужчина, а как ребенок, бормоча сквозь икоту:

– Мне не хватило смелости! Мы стояли в темноте. Море шумело. И растущее беспокойство на ее лице… Я все ей рассказал. Все! И об убийстве, и о переодевании в тесном туалете… Потом, когда вид у нее стал совсем обезумевший, я стал клясться, что все это неправда. Нет, не убийство! А то, что Петерс был негодяем… Я выкрикнул, что придумал все это, чтобы отомстить. Она как будто поверила… В такое всегда хочется верить . Она уронила на землю сумочку, в которой принесла мне деньги. Она сказала мне… Нет! Она ничего не смогла сказать.

Латыш поднял голову, повернул к Мегрэ искаженное гримасой лицо, попытался было пойти, но пошатнулся и снова ухватился рукой за камин.

– Подайте-ка мне бутылку!

В этой фразе сквозили нотки сентиментальности, скрываемой за грубостью.

– Послушайте… Дайте мне на секунду ту фотографию. Вы знаете какую.

Мегрэ достал из кармана портрет Берты. И это был единственный раз, когда он ошибся, решив, что сейчас все мысли Ганса заняты молодой женщиной.

– Нет. Другую.

Он говорил о снимке, запечатлевшем двух мальчишек в расшитых матросских воротничках!

Латыш уставился на фотографию как завороженный. Комиссар смотрел на нее вверх ногами, но все равно видел, насколько был восхищен братом более светловолосый из парнишек.

– Они унесли мой револьвер вместе с костюмом, – внезапно тусклым голосом произнес Ганс, оглядываясь вокруг.

Лицо Мегрэ побагровело. Он неловко показал в сторону кровати, где лежал его собственный револьвер.

И тогда Латыш оторвался от камина. Он больше не шатался. Должно быть, он собрал в кулак все свои силы.

Он прошел всего в метре от комиссара. Они оба были в халатах. И выпили вместе не одну бутылку рома.

Стулья еще стояли напротив друг друга, придвинутые к маленькой печке.

Их взгляды встретились. У Мегрэ не хватало смелости отвернуться. Он ожидал заминки.

Но Ганс, не останавливаясь, пересек комнату и сел на край кровати, пружины которой скрипнули.

Во второй бутылке оставалось немного рома. Комиссар взял ее. Горлышко звякнуло о стакан.

Он медленно пил, затаив дыхание. Или просто делал вид, что пьет?

Наконец, грянул выстрел. Мегрэ залпом проглотил содержимое стакана.

На канцелярском языке это выглядело так:

«19 ноября в десять часов после полудня некто Ганс Йохансон, уроженец Пскова, Россия, гражданин Эстонии, без определенной профессии, проживавший в Париже на улице Сицилийского короля, признав себя виновным в убийстве своего брата Петерса, совершенном в поезде «Северная звезда»… ноября того же года, покончил с собой, выстрелив себе в рот из револьвера, после того как был задержан в Фекаме комиссаром Мегрэ из Первой оперативной бригады.

Пуля калибра 6 мм, пробив твердое нёбо, вошла в мозг. Смерть наступила мгновенно.

Тело передано для исследования в судебно-медицинский морг, расписка получена».

Санитары ушли после того, как мадам Мегрэ угостила их терновой настойкой, которую делала сама, проводя летний отдых у себя на родине, в деревне Эльзаса.

Когда за ними закрылась дверь и на лестнице стихли шаги, она вошла в спальню, оклеенную обоями с букетами роз.

Мегрэ, немного уставший, с темными кругами под глазами, лежал на большой кровати, покрытой красной шелковой периной.

– Тебе было больно? – спросила жена, наводя порядок в комнате.

– Не очень.

– Есть будешь?

– Разве что чуть-чуть.

– Подумать только, тебя оперировал тот же самый хирург, который делал операции королям и таким людям, как Клемансо [28]или Куртелин [29].

Она открыла окно, чтобы вытрясти коврик, на котором остались следы одного из санитаров. Затем прошла на кухню, переставила кастрюлю, сняла крышку и сдвинула ее набок.

– Скажи-ка, Мегрэ… – произнесла она, вернувшись в комнату.

– Что? – спросил он.

– Ты сам-то веришь во всю эту историю с убийством на почве ревности?

– Ты кого имеешь в виду?

– Эту еврейку, Анну Горскину, которую судят сегодня утром. Женщина с улицы Сицилийского короля, утверждающая, что любила Мортимера и убила его из ревности.

– А, так суд уже сегодня?

– Это дело шито белыми нитками.

– Понимаешь, жизнь такая сложная штука… Подними-ка мне подушку.

– Ее что, не оправдают?

– Многих оправдывают!

– Вот и я говорю… Разве она не связана с твоим делом?

– Немного, – вздохнул он.

Мадам Мегрэ пожала плечами.

– И какой смысл быть женой офицера полиции?

Но произнесла она это с улыбкой.

– Когда что-то происходит, – добавила она, – я узнаю об этом от консьержки. Ее племянник работает журналистом!

Мегрэ тоже улыбнулся.

Перед операцией он два раза навещал Анну в тюрьме Сен-Лазар.

В первый раз она расцарапала ему лицо.

Во второй предоставила сведения, позволившие на следующий день задержать в отеле Баньоля Пепито Моретто, убийцу Торранса и Жозе Латури.

Шли дни, а ничего нового не происходило. Лишь время от времени раздавался малоутешительный звонок из какой-нибудь глуши. Потом, одним прекрасным утром, Мегрэ почувствовал, что больше так не может, рухнул в кресло и пробурчал:

– Вызови мне врача.