Жорж Сименон - Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник)

– В доме полно народу. Они приехали где-то полчаса назад.

Машин на улице видно не было. Получается, визитеры прибыли на фиакре?

– Кто они?

– Не знаю; как мне кажется, похоже, что прокуратура выехала на место происшествия. Там какой-то господин с седой бородой в сопровождении молодого служащего, может, прокурор с секретарем?

Судорожно вцепившись в свой бокал, Мегрэ спросил:

– А еще кто?

– Какие-то незнакомые люди.

Жюстен из деликатности не стал озвучивать вслух свои предположения, вместо него проворчал Помель:

– Ваши коллеги. Не из комиссариата. С набережной. Одного я узнал.

Бедный Минар! Он не знал, куда девать глаза. В целом это выглядело так, словно Мегрэ обманул и его, дав понять, что руководит расследованием, и флейтист помогал ему от всей души.

Но теперь оказалось, что Мегрэ – пустое место, его даже не соизволили известить о планируемых действиях.

В очередной раз он хотел развернуться, пойти домой, яростно написать заявление об отставке, а затем улечься в постель. Голова его горела, пронизываемая пульсирующей болью. Хозяин держал на весу бутылку кальвадоса, и Мегрэ молча кивнул.

Что ж! Его надули по полной программе. Они были правы. Он оказался наивным простаком.

– Жермен в доме, – тихо произнес Минар. – Я видел ее в одном из окон.

Черт возьми! И она туда же. Ничего удивительного. Может, служанка и не отличалась особым умом, но, подобно всем женщинам, обладала интуицией. Ей стало ясно, что она встала не на ту сторону и что Мегрэ с флейтистом были лишь марионетками.

– Я иду туда! – внезапно решил он, поставив рюмку на стойку.

Он так боялся передумать, что поспешно пересек улицу. За воротами он увидел двух мужчин, копающих землю в глубине сада. С левой стороны, возле двери, ведущей в холл, стоял на посту инспектор.

– Я из комиссариата квартала, – сказал Мегрэ.

– Придется подождать.

– Подождать чего?

– Пока эти господа закончат свое дело.

– Но расследование вел я!

– Возможно. У меня инструкции, дружище.

Еще один с набережной Орфевр!

«Если я когда-нибудь буду служить в сыскной полиции, – пообещал себе Мегрэ, уже забыв о своем твердом намерении уйти из службы, – клянусь никогда не относиться пренебрежительно к беднягам из комиссариатов».

– Прокурор тоже здесь?

– Все здесь.

– А мой комиссар?

– Я его не знаю. Как он выглядит?

– В сером пиджаке. Высокий, худощавый, с тонкими светлыми усами.

– Не видел такого.

– Кто приехал с набережной?

– Комиссар Бародэ.

Это тот, чье имя, пожалуй, чаще всего мелькало в газетах. Для Мегрэ он был, наверное, самым авторитетным человеком в мире, всегда гладковыбритый, что делало его похожим на дворецкого, с маленькими любопытными глазками, которые, казалось, постоянно смотрят мимо вас.

– Труп?

Полицейский отвечал на вопросы не торопясь, явно оказывая снисхождение.

– Ришар Жандро в доме?

– Как он выглядит?

– Брюнет с длинным кривым носом.

– Да, он здесь.

Значит, Жандро либо не пошел на работу, как обычно, либо в срочном порядке оттуда вернулся.

Как раз в эту минуту на улице остановился фиакр. Оттуда вышла молодая женщина и направилась к двери, возле которой беседовали двое мужчин.

Должно быть, она не заметила Мегрэ.

– Мадемуазель Жандро, – сквозь зубы произнесла она.

Инспектор поспешно открыл перед ней дверь и объяснил Мегрэ:

– У меня были указания.

– Ее ждали?

– Мне просто велели ее пропустить.

– Вы видели дворецкого?

– Он сейчас как раз с этими господами. Вы знакомы с делом?

– Немного, – ответил Мегрэ, проглотив свою обиду.

– Похоже, он был гнусным типом.

– Кто?

– Тот, кого застрелил слуга.

Мегрэ уставился на него, разинув рот.

– Вы уверены?

– В чем?

– Что Луи…

– Да я даже не знаю, кто такой Луи. Просто слышал обрывки разговора. Знаю только, что нельзя допускать скопления народа.

Один из мужчин, копавших в саду, несомненно, тоже полицейский, поравнялся с воротами; второй мужчина, судя по всему, был из здешней прислуги. Руки и ботинки полицейского были перепачканы землей, на его лице застыла гримаса отвращения.

– Ну и видок у него! – произнес он на ходу.

Ему открыли дверь, и он исчез в доме. За то короткое время, пока дверь была приоткрыта, Мегрэ заметил стоявших в холле Лиз Жандро с братом, которые о чем-то разговаривали. Сотрудники прокуратуры, должно быть, находились в одной из гостиных, двери которой были закрыты.

– Вам назначено? – спросил полицейский у Мегрэ, проявлявшего нетерпение.

– Не знаю.

На глазах его выступили слезы. Еще никогда он не чувствовал себя таким униженным.

– Думаю, больше всего они боятся журналистов. Именно поэтому принято столько мер предосторожности. Забавно, мы с женой пьем кофе «Бальтазар». Кто бы мог подумать…

Из дома, видимо, много звонили, так как часто слышались щелчки соединения и телефонные звонки.

– Если вас прислал ваш комиссар, я могу пойти доложить, что вы ждете.

– Не стоит.

Инспектор пожал плечами. Он уже ничего не понимал. Увидев, что Мегрэ проглотил пилюлю, осведомился:

– Нездоровится?

– А вы не знаете, как все это началось?

– Что именно?

– Вы были на набережной Орфевр?

– Да. Я как раз собирался в засаду в квартале Ла-Виллет. Комиссар Бародэ в это время допрашивал одного типа.

– Невысокого, в клетчатом костюме?

– Да. Ловкий парень.

– И комиссару позвонили?

– Нет. Его вызвал к себе главный. В это время я присматривал за парнем. Такой весельчак! Попросил у меня сигаретку, а я их не курю.

– А дальше что?

– Когда месье Бародэ вернулся, то снова заперся ненадолго с этим парнем в клетчатом костюме, а нам велел быть готовыми к выезду.

– Кому – вам?

– Ребятам из бригады. Нас трое, не считая комиссара. Двое других в доме. Тот, что копал – Баррэр, его недавно подстрелили. Месяц назад, при задержании поляка на улице Коленкур.

Для Мегрэ было важно каждое слово. Он представлял себе кабинет инспекторов, дружеское покровительство Бародэ, который ласково называл их «ребятишками».

Почему с ним так несправедливо обошлись? Разве он совершил какую-то ошибку? Или, может, не так взялся за дело? Разве он не старался действовать как можно осторожнее?

Покидая бульвар Ришар-Ленуар, комиссар Ле Брет сделал вид, что дает ему карт-бланш. А сам бросился на набережную Орфевр? А потом, возможно, приехал сюда?

– Дворецкий признает себя виновным?

– Насколько я понял, да. Во всяком случае, физиономия у него неприятная.

– Я уже ничего не понимаю.

– А почему вы считаете, что должны что-то понимать?

Это был, наверное, первый настоящий урок скромности, который получил Мегрэ. Инспектор был старше его, ему уже было за тридцать. В нем ощущалось спокойствие и нечто вроде безразличия, свойственного много повидавшим людям. Он курил свою трубку мелкими затяжками, не пытаясь прислушиваться к разговорам, доносившимся из дома.