Кэтрин Чантер - Тайна имения Велл

На нашей свадьбе шел снег, никчемный мокрый снег, словно на небе в тот день кто-то решил избавиться от залежалого товара. Теперь я понимаю, что все, что Марк когда-либо планировал после этого в жизни, портила такая вот белая слякоть.

Перезвон разносился над долиной, но даже звуки церковного колокола не зародили в моей душе желания помолиться. Рождения… венчания… смерти… Энджи родилась спустя три месяца после свадьбы. Спустя три года мы сидели в комнате, в которой помимо нас никого не было, и слушали, как врач сообщает, что у Марка не может быть детей. Во время расследования из-за этого была поднята шумиха. Как будто неспособность иметь собственного сына делает человека предрасположенным к тому, чтобы причинить вред либо убить чужих детей. Тогда это казалось просто смехотворным, но как себя поведет человек, все мечты которого пошли прахом не раз, не два, а много-много раз?

Колокольный звон умолк. Тишина долго не продержалась. Прибывшие на замену охранники решили провести проверку систем тревоги. От воя сирены вороны взмыли с верхушек деревьев. Раздалось их истошное карканье. Даже птицы сражались за наши поля. Малиновки нападали на лесных завирушек, грачи на лету клевали крылья сарычей, но никто из них не смог бы соперничать с вертолетами. Шум лопастей винтов подстегнул мои воспоминания.

Яйца были теплыми и идеально ложились в мои холодные руки. Мы поговаривали о том, чтобы отметить годовщину нашего пребывания в Велле, но время для всевозможных празднований, судя по всему, ушло навсегда. Даже несмотря на все неприятности, я собиралась приготовить суфле. Я еще не была уверена, будет ли это сюрпризом или подаянием тем, кто пережил катастрофу. Звук лопастей, рассекающих утреннее небо, заставил меня приподнять голову. Надо мной завис вертолет. Человек с видеокамерой высунулся из люка и снимал. От неожиданности я подпрыгнула. Мне пришлось ухватиться за шест, к которому была привязана веревка, на которой я сушила постиранное белье. Яйца разбились. Это я точно помнила. Через некоторое время, когда я мыла на кухне руки и вытирала губкой измазанные штаны, вошел Марк и швырнул газету на стол.

– «Чудо Велла»! Рут, ради бога, ты только посмотри на заголовок! Только посмотри!

Я оставила вырезку. Теперь она кажется маленькой и незначительной. Так часто случается с важными вещами, когда посмотришь на них с другой точки зрения.

Чудо Велла. Цветная аэросъемка. Фотография должна была быть цветной, иначе она не могла бы показать всю поразительную разницу между нашей землей и окружающей местностью. Земля молока и меда на фоне земель Содома и Гоморры. Наш дом находился в центре фотографии. Немного в стороне можно было разглядеть подъездную дорогу, идущую между двумя верхними полями, хотя с высоты незаметно было, что дорога взбирается на гору. В кузове «лендровера» заметны были клетки с цыплятами. Это было странно. Я до сих пор не знаю, почему они там оказались. Возможно, мы как раз ставили новые столбы, чинили забор, потому что в последнее время много наших кур стало жертвами лисиц.

– Что за… – Я уставилась на фотографию. – О чем тут пишут?

– Не знаю. Еще не читал. Как я понимаю, отпала нужда спешить обращаться за помощью к твоему драгоценному советнику из правительства. Весь мир теперь имеет возможность заглянуть к нам на задний двор.

– А как пресса?..

– Как обычно. Сунули свои морды в канаву.

Марк вышел. Хлопнула закрывшаяся за ним дверь. Спустя несколько минут я услышала, как завизжала бензопила, вгрызаясь в бревно. Марку хватило того, как пресса освещала суд над ним. Больше он стерпеть такого не мог. Я жалела мужа, но в то же время задавалась вопросом: сколько еще соломинок выдержит мой верблюд, прежде чем у него сломается хребет? Я расстелила газету на кухонном столе и принялась читать. На первой странице сообщалось, что спустя две недели после массовых беспорядков в Дуккомбе их журналист, проводящий самостоятельное расследование этого вопроса, наткнулся на еще одно место, загадочным образом не страдающее от засухи. Это Велл. Далее читателю предлагали прочитать статью на четвертой и пятой страницах.

Зазвонил телефон.

Это был первый из бесконечной череды звонков. Звонили из «Дейли Мейл», «Экспресс», «Скотсман», «Фигаро», «Нью-Йорк Таймс»… Ящик для входящих электронных сообщений заполнялся у меня на глазах. Жирный черный шрифт непрочитанных сообщений заполнил страницу, подобно разлитой нефти. Автоответчик жил своей жизнью, стоя в углу кухни. Он добросовестно записывал голоса старых друзей, журналистов, агентов по связям с общественностью, пока не закончилось место. В конечном итоге я вихрем пронеслась по дому, выдергивая штепсельные вилки из розеток, наблюдая за тем, как зеленые огоньки, символизирующие собой связь с внешним миром, мигают и гаснут. Мы выключили звук в звонках наших мобильных телефонов, когда же их вибрирующий танец едва не довел нас до безумия, отключили их совсем. Над нами продолжали кружить вертолеты. Марк на всю мощь своего горла послал их куда подальше, но люди в них лишь кивали головами и улетали тогда, когда сами считали нужным.

Велл стал проходным двором. Мы не смогли сдержать наплыва любопытных. Первая машина, трясясь на грунтовой дороге, появилась на горизонте. В ней сидела супружеская пара из Бирмингема, приехавшая в гости к сыну. В путь они отправились утром. По дороге, как рассказали нам непрошеные гости, они услышали по радио о Велле. У них в запасе было свободное время, поэтому они решили поехать и увидеть все собственными глазами. Кому какое дело? Когда супружеская пара, развернувшись, ехала от нашего дома, им навстречу уже мчались два автомобиля – местного журналиста и лозоискателя воды из Эссекса. За ними ехали другие. Капитулировав, я спряталась в доме и из кухонного окна наблюдала, как Марк нагибался над открытыми окнами со стороны водителей, говорил им что-то, отрицательно мотал головой, а затем указывал в направлении главного шоссе. Все они были чужаками. Если бы среди приехавших оказались Энджи, кто-нибудь из наших лондонских друзей, любой человек, которого я знала и могла бы с ним поговорить, я бы так не пугалась всего этого наплыва из-за пределов Велла.

В четыре часа мы заперли ворота в начале подъездной дорожки. Дерево прогнило, и нижняя перекладина треснула, когда мы рывком освобождали створку от густой травы, которая ее оплела. Мы приковали ее висячим замком к металлическому столбику, прекрасно осознавая, насколько эта жалкая преграда не в состоянии будет защитить нас от армии любопытствующих. Это стало лишь первой линией нашей обороны.

Следующие несколько дней оказались еще хуже. Мы страдали от похолодания и страшились возможного вторжения. Огонь в очаге гостиной пылал и ночью, и днем. За сутки мы сжигали больше корзины дров. Родился ягненок… овечка. Она оказалась очень слабенькой, лежала в картонной коробке перед «Рейберном», голова слишком тяжелая для слабых трясущихся ножек. Овцематки оставались в амбаре. Марк сердился. Ему хотелось выгнать овец и ягнят пастись на свежей весенней травке, но это, по его мнению, сейчас было небезопасно. Меня же все устраивало. Здесь ягнята находились в полной безопасности. Мне нравились эти всенощные бдения при свете фонарей и с фляжкой кофе под боком, нравилось, массируя, пробуждать в ягнятах жизнь, видеть, как наше стадо дает жизнь нашему будущему. На третий вечер после статьи мы немного расслабились. Звонков стало меньше, поток непрошеных посетителей также уменьшился. Мы решили, перед тем как отправиться спать, поднять тост за успех нашего первого года на поприще овцеводов.