Кэтрин Чантер - Тайна имения Велл

Когда я дошла до живой изгороди, выращенной на краю поля, то никого не увидела. Я присела на перелазе, опершись спиной о дерево. Колени согнуты, ступни – на земле. Вот только я настолько отстранилась в своих мыслях от мира, что даже не заметила, как сзади подошла Энджи и коснулась рукой моего плеча. Я обернулась. Она прижала указательный палец к своим губам. Обе мы слушали. Наконец пение смолкло. Повисла звенящая, словно стекло, тишина. Теперь окружающее показалось мне каким-то другим. Мы медленно двинулись вперед, пока у одиноко стоящего посреди поля дуба дочь взмахом руки меня не остановила. В низине я заметила стоящие автофургоны и передвигающихся между ними женщин. Двигались они в полном молчании. Увиденное настолько меня удивило, что я усомнилась, не мираж ли передо мной.

– Я знала, что ты не будешь против, – прошептала Энджи.

Теперь, оглядываясь на прошлое, я понимаю, что со стороны дочери это была игра во влияние. Кажется, большинство козырей было у нее. Марк, Энджи и я играли в вист. Именно она начинала игру по своему усмотрению и завершала, когда считала это нужным. Не знаю, вопреки или благодаря Энджи мы с Марком столько лет поддерживали наш брак.

– Ты их знаешь? – спросила я.

– Да. Нет. Ну, я о них слышала.

Даже сейчас, когда Энджи врала куда меньше, чем прежде, доверять ее словам можно было с оглядкой. Дочь сказала, что ей рассказывали об этих женщинах. Они познакомились в одном из женских монастырей в Уэльсе. У их духовной наставницы есть свое видение будущего и путей выхода из кризиса. Монахини стали ее последовательницами. С точки зрения Энджи все было предельно просто, у меня же появились, мягко выражаясь, сомнения. Они христиане? Дочь считала, что, пожалуй, да. Энджи позволила им обосноваться у нас. Очевидно кто-то в деревне видел, как к нам приближались автофургоны, и позвонил в полицию. Те встретили монахинь, как выразилась дочь, «с пушками наголо». Потом возникло что-то вроде противостояния, пока не появилась Энджи и сказала «свиньям» («полицейским, извини, мама»), что монахини приехали сюда с нашего дозволения. Я слабо принялась отчитывать дочь, говоря, что она не вправе была принимать такое решение. Этот разговор повторялся всякий раз, когда дочь приглашала других спать на полу у нас дома. Но это, как настаивала Энджи, совсем другое дело. Эти женщины приехали сюда на зов.

– На чей зов?

– Их божества. Они называют ее Роза. Ты слышала, как они повторяют это имя во время пения. Мама! В них есть что-то особенное. Ты не можешь это отрицать.

Я ответила, что могу отрицать все, что посчитаю нужным. Единственное, чего я не могла отрицать, так это поступка Энджи, который еще придется объяснять Марку. Я сказала дочери, что должна поговорить с этими полумонахинями, прежде чем решу, что с ними делать. А еще я спросила ее, кто присматривает за Люсьеном, пока она занимается своим духовным ростом. Как же нелепо выглядело то, что я усомнилась в способности дочери должным образом заботиться о сыне, но я усомнилась, и теперь мне приходится с этим жить. Энджи не обиделась. Она обняла меня и сказала, чтобы я пошла и встретилась с ними.

– Тебе они понравятся, – крикнула дочь на прощание, взбираясь вверх по полю. – Они приехали не с пустыми руками. Монахини кое-что тебе привезли. Они все о тебе знают.

Ко времени, когда я спустилась с холма, женщины скрылись из виду, а маленький лагерь погрузился в тишину, больше не внушая благоговейного страха. Я в нерешительности остановилась посередине, окруженная автофургонами. На импровизированной бельевой веревке сушились, покачиваясь на ветру, две футболки. Подойдя на достаточно близкое расстояние, я заглянула вовнутрь одного из фургонов. Стекло окна запотело. Я увидела четыре бледные статуи, застывшие в композиции вокруг раскладного столика из огнеупорной пластмассы. Одна женщина, кажется, читала вслух, остальные ели. Первой меня заметила чтица. Она передала книгу соседке. Остальные уставились на меня. Я поприветствовала их рукой. Женщины склонили головы, сложили руки и, кажется, начали молиться. Еда больше их не интересовала.

Подошвы застучали по металлическим ступенькам. Чтица вышла из-за угла фургона. Психологически я подготавливалась к тому, чтобы вести себя напористо, но высокая женщина моментально меня обезоружила, когда пала передо мной на колени. Темно-рыжие волосы спадали ей на лицо. Она поцеловала край моей рубашки. При этом губы ее шептали что-то, неразличимое для моего слуха. Женщина поднялась. Слезы блестели у нее в глазах. Она развела в стороны руки. У нее была статная, величественная внешность, вот только, если не считать красивых, на удивление женственных, почти эротичных волос, вся ее наружность была лишена гендерных признаков.

– Рут! – произнесла она. – Рут Бригитта Роуз!

Ветер подхватил мою девичью фамилию и унес ее прочь вместе со мной самой, а потом потерял где-то в собирающихся облаках.

– Мы проделали долгий путь, чтобы повидаться с вами, – позже сказала она.

А еще она сказала мне:

– Добро пожаловать! Я сестра Амалия.

Она выбила землю у меня из-под ног. Все мои жалкие попытки указать ей на нарушение права собственности, на границы наших владений и на то, что Энджи не имела права их сюда впускать, разбились о бесконечные заверения сестры Амалии в том, что так предназначено судьбой, что все будет хорошо и всем будет хорошо. Наконец я смогла от нее избавиться, сказав что-то на прощание о том, что вернусь завтра после обеда и нам надо будет кое-что обговорить, но я уже знала, что не стану их прогонять. Слова Энджи вновь прокручивались в моем мозгу. «Монахини кое-что тебе привезли». Соберись, Рут! Воспринимай их такими, какие они есть. Компания странных беспомощных женщин, которые заигрались. С другой стороны, что плохого в вере? Я должна во что-то верить. Все остальное постепенно превращается в ничто.

У меня было достаточно времени, чтобы найти объяснение, а еще впереди было то, что осталось от моей жизни. Я беседовала с психологами, психиатрами, учеными, священниками, физиками и сама с собой. Я смотрела на звезды и на чаинки, искала ответы в форме облаков и в странно искаженных лицах, проступающих на коре деревьев. Некоторые люди видят Иисуса в пачке плавленого сыра. Нельзя сказать, что они меньше приблизились к истине, чем другие. Кто вправе меня осуждать за то, что я выбрала сыр?

В тот день, остановившись у одиноко стоящего дуба по пути домой и оглядываясь на то, что, в сущности, представляли собой четыре жестяных коробки с обитающими в них четырьмя потерянными душами, я упустила свой шанс и он ускользнул от меня между пальцами. Я могла бы пойти в дом, позвонить в полицию по номеру, который нам дали, и встать на сторону Марка. Вот только, когда я пришла домой, Марка там не оказалось. Мы никуда больше не выезжали, но мужу позвонил его старый приятель, с которым они вместе учились. Приятель приехал провести экспертную оценку одного земельного участка, выставленного на продажу. Земля находилась в каких-то двадцати милях от Велла. Приятель предложил Марку встретиться и пропустить по стаканчику.