Кэтрин Чантер - Тайна имения Велл

Достав чистое белье из сушильного шкафа, я застелила постель. Расправляя свежие наволочки, я думала об Энджи и Чарли: было бы неплохо, если бы это стало их домом. Затем я прилегла на кровати, терзаясь осознанием моего одиночества. В памяти всплыли строчки одного стихотворения: «Ледник стучится в шкаф, / Пустыни вздыхают в постели». Это… Оден [19]. Я рассказывала о его стихах ученикам в Лондоне и не понимала, как сидящие передо мной импульсивные подростки могут понять всю блеклость брака, из которого ушло сексуальное влечение. Тогда я представляла это весьма условно, получая сведения от подруг, чей брак дошел до полного развала. Теперь же, после года, проведенного в Велле, я познала всю блеклость на собственном опыте. Я громко продекламировала оставшиеся строчки четверостишия в тишине амбара: «И трещина в чайнике ведет / В страну увядающей смерти».

Я расстегнула пуговицу на джинсах и запустила руку себе между бедер. У меня перехватило дыхание. Пока пальцы делали свое дело, взгляд остановился на побеленном потолке. Я увидела паука, который спускался на паутине с треснувшей дубовой балки перекрытия как раз над моей головой. Его похожее на луковицу тело вращалось в луче света, приближаясь с каждой секундой. Внезапно меня охватил страх при мысли, что его лапки могут коснуться моего лица. Я вскрикнула, выдернула руку из джинсов и как одержимая принялась хлестать себя по щекам, не зная, куда же делся паук. Момент был упущен. Я поднялась, застегнула джинсы, поправила одеяло и ушла… неудовлетворенная.

Ухмыляющийся день заставил меня чувствовать себя грязной и озабоченной. У меня еще оставалось много работы. На ферме всегда найдется работа. Большинство из моих ежедневных дел уже наводило на меня тоску. Например, нужно было вырвать крапиву вокруг молодых деревцов, а еще прополоть грядку, где я выращивала пряные травы, но единственной отговоркой, которую я могла себе придумать, было пойти и поговорить с сестрами. Время шло. Я боролась с желанием, подобно наркоманке, закрывающей дверь перед носом наркоторговца, а затем без сил приваливающейся к двери с обратной стороны. Я вернулась в амбар и пересчитала ножи, вилки, ложки, кружки, чашки, блюдца, миски, мелкие и глубокие тарелки, хранившиеся в кухонном столе в ожидании воображаемых гостей. Так я дотянула до обеда.

К ужину упала еще одна кость домино. Я сказала Марку, что прибралась в амбаре на случай, если Энджи и Люсьен захотят остаться. Муж сказал, что побывал в лагере монахинь и перекинулся с ними парой слов. Судя по всему, они вполне безвредны. Марк еще пошутил в том смысле, что мы сможем извлечь из всего этого пользу. Несколько пар лишних глаз не помешают, чтобы за всем следить. К тому же надо быть настоящим храбрецом, чтобы осмелиться проникнуть в Велл теперь, когда здесь обосновались две наиболее ненавидимые в стране социальные группы – бродяги-путешественники и религиозные чудики. Я смеялась вместе с мужем. Марк сказал мне, что пообещал монахиням шланг для того, чтобы можно было присоединить его к крану, выходящему из трубы близ живой изгороди. Тогда я вызвалась отнести им этот шланг. В доме воцарился мир, однако зиждился он на пирровых победах и поспешных попытках примирения. Я нашла штуцер для шланга в амбаре и прежде, чем идти к сестрам, еще раз заглянула через заднюю дверь в дом.

– Ты точно не собираешься их отсюда выпроваживать? – спросила я.

Марк работал за своим столом.

– Пока нет! – крикнул он.

Я вертела небольшую пластмассовую насадку в руке, стоя на пороге в нерешительности.

– Просто…

– Что тебе надо? – крикнул мне Марк из кабинета.

– Ничего! Все в порядке! – крикнула я в ответ.

Я зашагала по дорожке. Отсюда видны были палатки и автофургоны путешественников. До моего слуха донеслись детские голоса. Один из голосов принадлежал Люсьену. Я бы его узнала везде. Пройдет год, и я буду двенадцать часов подряд вслушиваться в звуки окружающего мира, но так и не услышу его. А еще я увидела слабый свет, льющийся из ложбины, где располагались фургоны сестер. Хрипловатые крики Люсьена против пения сестер. Я предпочла сестер. Они собрались вместе и, казалось, поджидали моего прихода, хотя и не могли об этом знать. Все они как по команде в полном молчании отступили на шаг. Круг стал шире, и теперь я могла встать рядом с ними.

– Присоединяйтесь к нам, Рут, – произнесла Амалия.

Немного поколебавшись, я присоединилась к их вечерней службе.

И снова сестра Амалия декламировала первой, а другие подхватывали.

Тогда Роза Иерихона показалась мне умещающимся на ладони припыленным мусором, не более того. Сестра Амалия взяла ее, поцеловала и передала старшей по возрасту женщине слева. Та в свою очередь повторила жест и передала розу молодой женщине, на вид одного с Энджи возраста. Коротко остриженные рыжие волосы и темные глаза. Розу передавали по кругу так же, как чтение вслух по очереди передается в классе от ученика к ученику. Я понятия не имела, что делать, когда очередь дойдет до меня. Молодая женщина поцеловала это, а затем повернулась и посмотрела на меня. Я повторила ее жест, сложила вместе ладони рук и приняла розу. Мне не оставалось ничего другого. Я поднесла комок сухих стеблей к губам и притворилась, что целую их. Когда я открыла глаза, то увидела, как сестра Амалия улыбается. Я могла бы уйти после последнего произнесенного вслух «Аминь», но не ушла. Происходящее пленило мое воображение.

В следующий свой приход Хью спросил, осталась ли у меня Роза Иерихона. Он выглядел немного заинтригованным. Так получилось, что это растение осталось у меня, вернее, когда все закончилось, я сохранила розу в качестве напоминания о том, чему не следует верить и поклоняться. Взяв в руку розу, я встала на одно колено перед Хью и протянула ему на ладони комок мертвых стеблей, с которых кора осыпалась, подобно перхоти, на ковер.

– Узри Розу Иерихона!

Хью подался вперед и осторожно протянул ладони, словно не был уверен, стоит ли прикасаться к розе.

– Берите. Она не настолько хрупкая, как вам может показаться. В этом как раз весь смысл.

– И это Роза Иерихона? Вы сами в это верили? Как по мне, этого недостаточно, чтобы основать новую религию, хотя пять хлебов и две рыбины, признаю, тоже не слишком много.

Священник осторожно отломил одну из веточек, а потом переломил ее напополам.

– В ней нет ни унции влаги, нет корней, но при этом, как вы утверждаете, она жива…

– Удивительное растение. Все, что говорят о ней по телеку, правда. Это растение можно найти сухим и мертвым, как додо [20], на берегу Красного моря, наполовину похороненным под песками египетской пустыни. Ни корней, ничего не видно, пока… – я сделала для пущего эффекта паузу и взглянула на небо, – не пойдет дождь.