Кэтрин Чантер - Тайна имения Велл

– О чем вы?

– А на сколько бы вас хватило на нашем месте? – спросила я. – Мы здесь столкнулись с полной изоляцией, назойливой известностью, вынужденными мерами защиты, давлением на нас, бюрократией и угрозами со стороны закона. Мы мечтали, что переезд сюда станет для нас вторым медовым месяцем, а в результате мы оказались в зале заседания суда во время бракоразводного процесса.

– Марк очень вас любит. Мне, по крайней мере, так кажется, когда вы о нем говорите.

– Серьезно?

– Да.

– Думаю, вы правы, но я не уверена в своих чувствах. Муж меняется не в лучшую сторону. Это все равно как если бы вы жили на красивом склоне горы, а однажды, проснувшись, осознали, что всю жизнь прожили на вулкане.

– Это все из-за того, что вашему мужу не с кем поговорить, кроме вас. Ему, должно быть, очень трудно сейчас.

– Знаете… – Я заколебалась.

Дороти сунула кисть в жестянку с краской и вытерла руки о штаны.

– Иногда мне хочется, чтобы никакого дождя здесь не было, – произнесла я. – Лучше бы мы страдали от засухи, как остальные. Возможно, мы впали бы в отчаяние, но, по крайней мере, впали бы в него вместе.

– Надеюсь, это в прошлом? – спросила Дороти.

– Да, так продолжалось до тех пор, пока не приехали вы и я не узнала о Розе. Я верую, Дороти, как и вы.

Я оторвалась от подоконника и посмотрела на сорванную лечебную траву, услышала, как дождевая вода капает из желоба в кадку, и повторила эти слова про себя. Да, я верила. Впервые я произнесла эти слова вслух и не покривила душой. Я верующая.

– Но? – проявив проницательность, произнесла Дороти.

– Но правильно ли заставлять меня выбирать между имением и Марком?

– Кто говорит, что вы должны выбирать?

– Сестра Амалия. Она говорит, что эта земля священная для женщин, а Марк не верит. Роза требует полнейшего самоотречения верующих. Существуют еще тысячи причин…

Я не из тех, у кого глаза на мокром месте. То, что я редко плачу, вызывало множество кривотолков, особенно тогда, когда было найдено тело Люсьена, но в тот раз я расплакалась. Дороти меня обнимала. Ее перепачканные в краске пальцы оставляли отпечатки на моей футболке. Потом она убрала волосы, спадавшие мне на глаза, оставив на лбу белые полоски.

– Мы будем молиться, – сказала Дороти. – Уверена, выход найдется. Верь Розе.

Я верила Розе. Если произносить ее имя слишком долго, то в конечном счете ты останешься с ржавчиной… с ржавчиной и облупливающейся краской.

Мои воспоминания пестрели подобного рода сценами, пока я гуляла по окрестностям, впрочем, мои прогулки не были бесцельным хождением. Я искала не только талисман Люсьена, но и зеленый свитер, который так и не нашли. Возможно, полицейские собаки и обнюхали все мои поля, уткнувшись в землю носом и помахивая хвостом, но никто не знает эту землю лучше меня, все ее сокрытые от посторонних глаз тропинки и дорожки среди подлеска. Сегодня я прошлась по старым фазаньим загонам. Каждый сгнивший мешок, прикрытый листом рифленого железа, казался мне рукавом, каждая ворсинка шпагата для обвязки тюков, зацепившаяся за колючую проволоку, могла оказаться путеводной нитью. Теперь я шла, не обращая внимания на бескрайнее небо, раскинувшееся надо мной. Я вглядывалась в мельчайшие детали того, что находилось у меня под ногами, то и дело попадая впросак: зелень камыша… тень в форме висящего свитера… пустой мешок из-под корма, хлопающий на ветру… Впрочем, человеческое зрение зависит от того, что ты хочешь увидеть. Я всматривалась в окружающий мир в поисках мужского зеленого свитера.

Погруженная в созерцание, я дошла до конца поля. Здесь охранники спилили ветви деревьев, что низко нависали над электрооградой, тянущейся вдоль леса. Отпиленные ветви они оттащили от ограды подальше в поле и там их оставили. Видно было, что «зачистка» еще не закончена, но я там не увидела ни одного солдата за работой. Я присела на одну из толстых ветвей лицом на юг, подставляя его теплым лучам солнца, рассеянно мотая ногой в воздухе и вынуждая муравьев из-за этого нервно суетиться. Я представила себе, как Марк внимательно стал бы разглядывать эти ветви, вполне пригодные для того, чтобы стать дровами. «В мертвом дереве много жизни» , – часто говаривал муж. Он стал очень знающим во всем, что касается жизни дикой природы, начиная от ястреба-перепелятника, летящего в свое гнездо, устроенное на дугласовой пихте, и заканчивая уховерткой, которая ищет себе пропитание в отслоившейся от ствола дерева коре. Сейчас мне не хватало его опыта. Я стала слишком зависима от его знаний. В трехстах метрах от меня заяц высунул свою голову из кустарника на краю поля. Он замер, словно статуэтка, среди колышущихся стеблей травы, прислушиваясь к малейшему дрожанию земли под лапами, к едва слышному звуку, принесенному с холмов южным ветром. Заяц не может видеть хорошо, глядя вперед, поэтому ему приходится петлять, совершая прыжки. Об этом мне рассказала Дороти. Сестра Амалия рассказывала мне другое: когда-то люди верили, что зайцев можно убить серебряным крестом или утопить, ибо на самом деле они ведьмаки-оборотни.

Заяц что-то увидел, а затем Мальчишка неожиданно вырос у меня из-за спины. Заяц убежал. Солдат стоял, держа в руках бензопилу. На голове – шлем, на руках – плотные рукавицы, а защитные очки приподняты над бровями.

– Восемьдесят километров в час. С такой скоростью бежит заяц.

– Быстро, – сказал Мальчишка.

– Не всегда достаточно быстро, – возразила я. – Есть на свете лисы и прочие хищники, которые знают их слабые места.

– Думаете, он еще вернется?

– Пока вы здесь, нет. Вы не отправили письмо?

Парень положил на землю бензопилу, снял с головы шлем и защитные очки.

– Извините, – произнес он.

– Человек делает то, за что ему платят. Полагаю, вы все вволю посмеялись над содержанием моего письма. Ты подлец, Мальчишка! Я тебе доверяла! Что ж, я надолго запомню этот урок.

– Сержант просмотрел запись видеонаблюдения и заставил отдать ему письмо. Я же перед вами извинился…

В животе я ощутила мертвящий холод. Третий видел все то, что там случилось, и, конечно же, ничего не понял. Свой гнев я выместила на Мальчишке.

– Ты понятия не имеешь, чего мне стоило написать это письмо, а потом просить его отправить. А потом то, что произошло между нами… Я хотела все объяснить, но не было возможности.

В дальнем конце живой изгороди стало заметно движение, но это оказался кролик, а не заяц.

Мальчишка присел на краешек спиленной толстой ветви.

– Я очень сожалею о случившемся. Надеюсь, вы не подумали, что я мог бы воспользоваться тем…

– Что я заключенная, а вы мой тюремщик?

Мальчишка пожал плечами и начал топать своими высокими ботинками, стряхивая с них прилипшую грязь. Лицо его залилось румянцем. Я отвернулась, немного перевела дух и взглянула ему в глаза.