Кэтрин Чантер - Тайна имения Велл

– Куда мы идем, бабушка Р? Зачем нам куда-то идти? Гляди, как темно, бабушка Р!

На дворе было очень темно и очень холодно. Звезд видно не было, луны тоже. Мы крепко держались за руки. Люсьен боялся потеряться в темноте, но мне лучше было бы его потерять. С верхней точки поля мы смотрели поверх Кадоган-хилл на фермерские домики вдали. Света нигде видно не было. Никто не захотел проснуться, чтобы увидеть нас.

Голос приказывал нам поторопиться. Вскоре рассветет.

– Бабушка Р! Мы идем в Велл? Мы ведь туда идем?

Мы шли в Велл.

Когда внук перебрался через перелаз и зашел в лес, он выглядел напуганным. Я чувствовала, как напряглась рука Люсьена, когда он цеплялся за ту, кто его погубит. Мы подошли к черному озеру. Мальчик нагнулся и коснулся рукой воды. Она медленно проснулась и сонно заколыхалась, заплескалась о берега, покрытые зарослями камыша. Сама по себе вода не захочет обменяться рукопожатием со злом.

– Бабушка Р! Ты же не оставишь меня здесь?

Да или нет?

– Здесь глубоко? Ты можешь достать до дна, бабушка Р?

Да – и вновь всплыть на поверхность.

Мы присели на холодную землю. Люсьен прижался ко мне и сказал, что ему нездоровится. Не могли бы мы сейчас пойти домой? Лучше прийти сюда в другой раз. Но я сказала, что вода все исправит.

– Мы увидим волшебство?

Я ответила утвердительно, но для этого следует все сделать правильно.

– Иди за мной.

Взявшись за руки, мы вошли в холодную воду Веллспринга. Грязная жижа засасывала наши ноги. Люсьен дрожал, но хихикал. Еще один шаг. Еще один шаг по дороге, которой мы идем. Еще один шаг в мире, который мне знаком. От старого до нового пройду я с тобой. Я начала тихо напевать ему. Люсьен подхватил. Он знал слова этой песенки. Он пел, словно девочка. У него были волосы, как у девочки. Мои пальцы ощущали их мягкость. Вот только у него половые органы мальчика.

«Глубже , – приказал мне Голос. – Идите туда, где глубже».

– Ух как холодно, бабушка Р!

Я сказала, что, когда холодно, лучше всего войти поглубже.

– Холод и боль – в твоем животе. Страх, который ты испытываешь, – в кулаках. Когда ты войдешь поглубже, они пропадут. Ты только должен мне довериться.

– Я верю тебе, бабушка Р, честно верю, но мне очень холодно.

– Верь мне.

Люсьен лег спиной на мои руки, но, когда вода плеснула ему в лицо, он пронзительно закричал. Неожиданно у него выросли тысячи рук с тысячью пальцев, которые рвали на мне одежду и дергали за волосы. Споткнувшись во тьме, я навалилась на него. Люсьен бил меня, пинал ногами в грудь. Мы дрались, словно пьяные. Он полулежал, полусоскользнул вниз. Его голова откинулась назад, ударившись о покрытые мхом камни. Люсьен рухнул в воду. Я держала его красивую окровавленную головку под водой. Только раз его ручки поднялись над поверхностью, ища, за что бы ухватиться, но, не найдя опоры, остались плавать, словно водяные лилии. Он снова стал красивым. Я позволила его бледному лицу плавать на поверхности. Пусть видит лунный свет. Его губы вытянулись, стали похожими на бутон розы.

Голос сказал, что я все сделала правильно. Потом я вернулась домой к себе в кровать. Дом стал невесомым, а рассвет окрасился в цвета радуги.

– Рут! С вами все в порядке?

– Я не знала, что вы вернулись.

Мальчишка пощупал мой лоб.

– У вас жар.

Отстранившись от него, я, дрожа всем телом, свернулась калачиком под пуховым одеялом. Он думает, что я больна. Он прав. Я прогнила до самой моей сердцевины.

– Что вы делали всю неделю? Я смотрел в журнале. Вы почти не вставали с постели…

– Лучше уйдите.

– Я схожу за парацетамолом. Надо вызвать врача.

– Нет. И не нужен мне ваш парацетамол. И знаешь что, Мальчишка , я не хочу тебя сейчас видеть. Лучше ступай в казарму.

Мальчишка обхватил голову руками. Схватив его руку, я подалась вперед и выложила свой козырь:

– Ради бога! Уходи. Все это смешно. У меня болит голова. У меня менопауза, а ты, мальчик, ищешь только повода. Ты выбрал не ту. Знаешь что… рано или поздно ты успокоишься, обзаведешься домом, женой и детьми, а о знакомстве со мной будешь рассказывать во время застолий.

Мои кулаки били его легче, чем мои слова, били по его «традиционной» благополучной юности, по его заурядности, по его будущему. Я ненавидела его за то, что он так мало в жизни терял, и за то, что впереди у него было так много этой самой жизни, а я уже все потеряла. А Люсьен даже не начал еще по-настоящему жить. Но Мальчишка не дрогнул под моими ударами, не ушел, а я, обессилев, сломалась и отвернулась от него. Я решила, что пусть сидит, если ему так нравится, путь подхватит от меня эту заразу. В наступившей тишине слова, которые должны были быть сказаны, заволновались где-то в области моего живота и наконец обрели звучание.

– Неделю я вспоминала самое худшее, но это того стоило. Мне кажется, я убила Люсьена, – произнесла я. – Мне кажется, я все вспомнила.

И вновь он никуда не ушел. Мальчишка чуть ссутулился. Его грудь начала подниматься во время дыхания чуть выше. Когда он заговорил, то не смотрел в мою сторону.

– Что вы помните?

– Подробности того, как завязывала ему шнурки, как он ударился головой, как я держала его под водой, отпечатки моих ног в грязи. – Я села, скрестив ноги по-турецки. – Это большое облегчение. Теперь я смогу все всем рассказать. Пусть меня судят и посадят в тюрьму. Так будет лучше. И… – я помешала ему меня перебить, – не надо говорить, что я этого не делала. Ты просто не понимаешь, какой сумасшедшей я иногда бываю, какой жалкой, страдающей галлюцинациями и… – кажется, я всю жизнь искала правильное слово и теперь нашла, – эгоистичной.

Мальчишка отошел и уселся на широком подоконнике. Свет, льющийся из окна, отбрасывал тень парня мне на постель. Я не могла видеть его лица, но его голос говорил о том, что он взволнован и озадачен. Слова он произносил медленно, стараясь сохранить видимость спокойствия.

– Я думаю, ты красивая женщина, и дело не в физическом аспекте дела. Ты в целом красивый человек. Я почти уверен, что ты не убивала Люсьена. Ты бы не стала завязывать ему шнурки двойным бантиком. Он ненавидел, когда ему их так завязывали. Об этом много писали в прессе. Ты бы ни за что не стала так завязывать ему шнурки. А еще остается загадка свитера и деревянной розочки. Ты не помнишь, где они. Что же касается следов, то это еще ничего не значит. Там, кроме твоих следов, есть следы Амалии, всех сестер, Марка, Люсьена – всех кого ни попадя. Все в тот вечер топтались у Веллспринга.

– Ты просто не хочешь в это поверить, Мальчишка, но тебе придется. Груды мокрой одежды. Утром я была уставшей до изнеможения. С кем, спрашивается, еще Люсьен мог пойти посреди ночи? Я тогда и среди бела дня не помнила точно, чем и как занималась, а ночью и того хуже. Посмотри правде в глаза, Мальчишка. Я вполне могла его убить.