Элиф Батуман - Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

Самые зрелищные шутовские «развлечения» при дворе Анны касались брака. Однажды шут Балакирев публично пожаловался, что жена не хочет с ним спать, Анна обратилась в Священный Синод, который затем выпустил особое решение о «вступлении в брачное соитие по-прежнему». Про шута Пьетро Мира («Педрилло»), неаполитанского скрипача, который, прибыв в Петербург вместе с театральной труппой, подался в шуты после ссоры с капельмейстером, ходила шутка, что жена его своим уродством напоминает козу; дошло до того, что однажды он принимал гостей в постели вместе с украшенной бантами козой, а в люльке возле кровати лежал козленок.

Такой стужи, как в зиму 1740 года, не видели уже много десятилетий. Градусники лопались, бренди замерзал в доме, птицы камнем падали на землю. Служанка Анны, калмычка-горбунья средних лет Буженинова, поделилась с императрицей: мол, «жизнь без мужа – что лютый мороз». Анна решила устроить свадьбу Бужениновой с Михаилом Голицыным, князем, который за женитьбу на итальянской простолюдинке и переход в католичество был обвинен в вероотступничестве. Прослышав сплетни, что он, мол, «необычайно глуп», Анна смягчила ему наказание и дала прозвище «князь Квасник», поскольку в его обязанности входило подносить ей квас. (Кроме того, она расторгла его брак и отобрала сына; молодая итальянская жена через несколько лет исчезла в застенках Тайной канцелярии.) Квасник также должен был высиживать яйца в дворцовой приемной и кудахтать по-куриному.

Харизматичный кабинет-министр Артемий Волынский, главный герой романа Лажечникова, решил, что свадьба должна стать кульминацией массового празднества в честь дня ангела Анны, годовщины ее восшествия на престол, масленицы и заключения Белградского мира между Россией и османами. Было намечено, что бракосочетание калмычки и обращенного католика, символизирующее полную победу России над всеми неверными, пройдет в пышном, специально выстроенном ледяном дворце.

В день торжеств жених и невеста появились перед народом в железной клетке на спине у настоящего слона, за которым следовал «этнографический парад» из трехсот человек – новобрачные пары со всей империи. По описанию Лажечникова, во главе процессии шли остяки верхом на оленях, «за ними новгородцы на паре козлов, малороссияне на волах, чухонцы на ослах, татарин со своею татаркою на откормленных свиньях, на которых посадили их, чтобы доказать, как можно преодолеть натуру и обычаи. Тут и рыжеволосые финны на крошечных конях, камчадалы на собаках, калмыки на верблюдах, белорусцы под войлоком колтуна, зыряне, которых честность могла бы поспорить с немецкою, ярославцы, взявшие верх на этой человеческой выставке статью, красотою, щегольством наряда».

Квасника с Бужениновой перевели из клетки в Ледяной дом, где вооруженная стража держала их до самого утра. Пытаясь согреться, новобрачные часами бегали по комнате и плясали. (Как пишет Лажечников, они также кувыркались, колотили друг друга, стучали в стены, умоляли стражников выпустить их, проклинали свою судьбу и ломали все, что можно было сломать.) Наутро их нашли полуживыми на ледяной кровати. Наутро Анна вызвала всеобщий хохот среди придворных, поинтересовавшись, сладка ли была первая брачная ночь.

Благодаря успеху этого фестиваля кабинет-министр некоторое время пребывал в особой милости у императрицы – пока слуга не передал его сопернику Бирону какие-то компрометирующие бумаги. Министра обвинили в измене. В июне того же года палач отрезал ему язык, отрубил руку и наконец голову. В сентябре Анна стала жаловаться на брюшные боли. В октябре она скончалась – вероятно, от почечной недостаточности. В ноябре семейство Биронов сослали в Сибирь. А Ледяной дом вместе со слоном, карманными часами и всем прочим растаял еще в марте; лишь несколько крупных обломков от стен отнесли в императорский дворец для хранения продуктов.

Квасник же с Бужениновой продолжили жить в браке и даже родили двух сыновей. Я была рада узнать, что для них все закончилось относительно хорошо. Перед сном в моей голове промелькнуло смутное ощущение, что у меня с этими двумя шутами есть нечто общее: опыт их жизни при дворе Анны Иоанновны в некотором смысле напоминал мой собственный опыт работы на «Нью-Йоркер».

В Нью-Йоркской публичной библиотеке есть оригинальное издание книги Георга Вольфганга Крафта 1741 года «Description et représentation exacte de la maison de glace» с рисунками и архитектурными планами. Немец по происхождению, физик из Российской академии наук, Крафт проектировал некоторые технические детали дворца, в том числе ледяные пушки, которые заряжались настоящим порохом и стреляли ледяными ядрами на шестьдесят шагов, и гигантского полого ледяного слона с ледяным, одетым в персидскую форму солдатом на спине. Слон, соединенный трубами с Адмиралтейским каналом, выпускал из хобота воду на семь метров вверх. По вечерам воду заменяли на горящую нефть. Слон весьма реалистично ревел благодаря сидящему внутри трубачу.

Шестиметровое сооружение спроектировал обучавшийся в Италии архитектор и градостроитель Петр Еропкин, и оно было установлено прямо на замерзшей Неве. Ледяные плиты «цементировались» водой, они сразу же сплавлялись воедино, и поэтому казалось, что законченное строение создано из монолитной глыбы прозрачного голубоватого камня. Кроме пары игральных карт, вмороженных в ледяной стол, все во дворце было сделано изо льда; некоторые предметы выкрасили, чтобы придать им сходство с другими материалами. В спальне находились туалетный столик, «зеркало», кровать с балдахином, подушки, одеяла, домашние туфли и ночные колпаки. На полках и столах стояли чашки, блюдца, тарелки, столовые приборы, бокалы, статуэтки и даже прозрачные карманные и настольные часы с крашеными шестеренками и механизмами. По вечерам ледяные свечи в ледяных канделябрах и ледяные бревна в ледяных каминах обрызгивали нефтью и поджигали. Они ненадолго вспыхивали, но не таяли. Рядом с дворцом стоял крошечный домик из ледяных бревен – действующая русская баня, в которой Квасник и Буженинова совершили предбрачное омовение паром.

Из Крафтова описания я хорошо представляла, как должен выглядеть ледяной дворец. Но реальное сооружение оказалось одновременно и крупнее, и мельче, чем я ожидала; что-то комическое было в факте его существования воочию, оно буднично стояло на площади – с пилястрами и балюстрадами на фасаде. Компактное, барочное, прозрачное, оно походило на призрак некого общественного здания.

Ледяной слон Крафта был воссоздан, но без трубача и горящей нефти. Вместо этого по встроенной в его спину лестнице с решительным видом карабкались детишки, они сидели примерно там же, где восседал персидский солдат, и скатывались вниз по хоботу, превращенному в детскую горку.