Элиф Батуман - Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

С каналов дул пронизывающий ветер. Из каждой ниши и с каждого фронтона сердито смотрели вниз антропоморфные статуи, под каждым портиком закатывали глаза атланты и кариатиды. Петербург – жуткое место. В романах про убийства он часто выступает местом действия [17] Достоевский, который называл Петербург «самым отвлеченным и умышленным городом на всем земном шаре», сделал его местом действия «Преступления и наказания». В модернистском романе Андрея Белого «Петербург» террорист должен убить своего отца с помощью часовой бомбы в антропоморфной сардинной банке, известной как Пепп Пеппович Пепп. В «Шинели», самой знаменитой из петербургских повестей Гоголя, разбойники отобрали у жалкого чиновника шинель; тот впал в горячку, умер и сам превратился в разбойника-призрака, бродящего по городу и отбирающего шинели. . Кроме того, здешняя вода из-под крана чревата лямблиозом. Памятуя об этом, я зашла в магазин купить воду в бутылке и, заразившись от летчиков, полулитровую банку «Балтики». В очереди передо мной стояли двое мужчин с небритыми испитыми лицами. Они оба покупали шоколадные конфеты с розами и нотами на коробке.

– И мишку, – зарычал один из них на продавщицу, которая апатично протянула ему огромного, печального серого плюшевого медведя. Только тут я заметила картонные украшения и вспомнила, что завтра – Международный женский день. Мужчины расплатились за конфеты и запихнули их в куртки. Купивший медведя засунул его под мышку.

Вернувшись в хостел, авиаторов я не обнаружила. Приняла душ. Наконец согревшись, остаток вечера я провела, попивая ледяное пиво и читая на койке «Анну Иоанновну» – написанную Евгением Анисимовым полную биографию императрицы, решившей поженить своих шутов в доме изо льда.

Об Анне Иоанновне русские сегодня помнят только то, что она любила шутов, карликов и немцев – все они вошли в ее биографию еще на раннем этапе. В 1710 году, когда Анне было семнадцать, ее дядя Петр Великий решил выдать ее замуж за Фридриха Вильгельма, германского правителя небольшого герцогства Курляндия: этот стратегический союз создавался, чтобы усилить поддержку Курляндии против больших соседей – Пруссии и Польши. На свадебном пиру царь разрезал кортиком два пирога. Из каждого выскочила нарядная карлица, и они вдвоем станцевали менуэт прямо на столе. На другой день Петр принимал гостей еще на одной свадьбе – женился его любимый карлик, и на свадьбу съехались сорок два карлика из разных уголков империи. Некоторые иностранные гости усмотрели в этой двойной организации свадеб определенную симметрию: одна свадьба – между двумя маленькими людьми, другая – между двумя пешками в великой игре европейской политики.

На обратном пути в Курляндию юноша-герцог скончался от алкогольного отравления. Вечером накануне отъезда он решил – надо сказать, весьма опрометчиво – состязаться в пьянстве с Петром. К ужасу как самой Анны, так и родителей ее супруга, Петр не позволил юной вдове вернуться в Россию, дабы не поколебать баланс сил в Европе. Анна написала своей семье триста с лишним писем, где говорила о желании снова выйти замуж, но дядя из политических соображений отвергал всех претендентов.

Петр умер в 1725 году. А еще через пять лет скончался его последний прямой наследник мужского пола, четырнадцатилетний Петр II. К своему удивлению, тридцатисемилетняя Анна вдруг оказалась императрицей. В феврале того же года она вернулась в Россию в сопровождении своего давнего любовника, герцога Эрнста Иоганна Бирона. Говорят, накануне их приезда странное сияние окрасило небеса над Москвой в кроваво-красный цвет: огромный багровый шар, размером и яркостью похожий на луну, появился на небе и медленно сел за горизонт.

Появление новой императрицы – двух с лишним метров ростом и под сто тридцать килограммов весом – особых надежд не вселяло. «Так была велика, когда между кавалеров идет, всех головою выше, – вспоминала одна из придворных, – и чрезвычайно толста». Почти ежедневно она обедала с Бироном, его молодой горбатой супругой Бенигной Готлиб фон Тротта-Трейден и тремя их детьми, младший из которых, по слухам, был на самом деле сыном Анны. О Бироне известно немного. «Он не что иное был, как башмачник, на дядю моего сапоги шил», – писала о нем в мемуарах другая придворная. Правление Анны сегодня называют бироновщиной, эпохой Бирона.

Больше всего на свете Анна любила развлечения. Будучи императрицей, она приказала разыскать стареющих подруг своей матери и доставить их ко двору, поскольку в детстве была впечатлена их разговорчивым нравом. Если оказывалось, что кто-то из них уже умер или слишком стар для поездок, она требовала найти замену. «Поищи кого-нибудь, чтобы похожа была на Татьяну Новокрещенову, – наставляла Анна камергера. – Мы таких жалуем, которые бы были лет по сорока и так же б говорливы, как та, Новокрещенова». Одна придворная вспоминает о первой встрече с Анной: «Взяла меня за плечо так крепко, что ажио больно мне было… и спросила: „Какова я толщиною – с Авдотью Ивановну?“» До смерти перепуганная придворная ответила: «Нельзя, матушка, сменить Ваше величество с нею, она вдвое толще». Довольная ответом, Анна приказала новой подруге: «Ну, говори!» – и заставила ее вести многочасовую беседу.

В своей любви к разговорам Анна человеческими созданиями не ограничивалась. В 1739 году она издала указ: «В Москве, на Петровском кружале, стоит на окне скворец, который так хорошо говорит, что все люди, которые мимо едут, останавливаются и его слушают… Немедленно прислать мне подобного скворца».

Разные птицы – разные развлечения: за два месяца в летней резиденции, Петергофе, Анна из окна подбила шестьдесят восемь диких уток. В отличие от других русских правителей, она редко охотилась с борзыми или соколами, стратегия и тактика охоты ее тоже интересовали относительно мало, но стрелять она по-настоящему любила. Бывало, целая армия загонщиков гнала животных из петергофского леса на поляну, куда на особой повозке – «ягтвагене» – въезжала Анна и стреляла зверей одного за другим. Ее гильзы смазывали салом, чтобы быстрее перезаряжать ружье. Поголовье животных в Петербургской губернии не успевало восстанавливаться в количествах, достаточных для нужд императрицы, и она разослала по всей империи указы, чтобы армия поставляла ей сибирских волков и украинских кабанов. Ученые полагают, что у Анны был «комплекс амазонки».

Если Анна и любила что-то больше, чем беседы и охоту, то – шутов. От Петра I ей в наследство достались два шута, один из которых был Ян Дакоста, португальский еврей, теолог и финансист, который говорил на десяти языках и с которым Анна обсуждала сравнительные достоинства Старого и Нового заветов. При отборе новых шутов и «дураков» Анна проявляла большую разборчивость: одного из кандидатов она забраковала, объяснив в письме, что «он не дурак». Рассматривая кандидатуру некоего князя Никиты Волконского, Анна приказала камергеру представить его полное «житие», где, кроме всего прочего, должно быть указано, сколько у него рубах, каких собак он держит и ест ли кочерыжки от капусты.