Франсуа Досс - Жиль Делёз и Феликс Гваттари. Перекрестная биография

Поссорившись с Жанжираром, который слишком редко участвовал в собраниях в клинике, Ури решает отвести свои войска обратно. 1 июля 1957 года лабордианцы возвращаются из Ла Шене, во главе со все тем же Гваттари: «Но в Ла Борд уже не могло быть как раньше, будто ничего не случилось» [214] Histoires de La Borde, p. 133. . С июля 1957 года ежедневно проводится еще одно собрание с 18 до 19 часов. Очень быстро оно становится центром жизни Ла Борд, и на нем пытаются внедрить систему сетки, которая соединяет два несоизмеримых масштаба: аффект и распределение должностей (l’affect et l’affectation). Сначала сетку заполняют, чтобы закрыть пробелы в распорядке дня и чтобы можно было добровольно взять на себя те или иные обязанности: «Каждый вечер бывает настоящий персидский базар. Это называлось сеткой» [215] Ibid., p. 142. , как в Ла Шене.

Николь Гийе всю жизнь провела в мире психиатрии – ее отец служил управляющим в психиатрической лечебнице Сент-Альбана с 1934 года. Еще совсем маленькой, в возрасте 11 лет, она пропускала воскресную проповедь, хотя жила в семье практикующих протестантов, чтобы участвовать в собраниях Общества Жеводана, которые вел Тоскейес: «Уже тогда мы спорили о том, как бороться с отчуждением больных, помешать им замыкаться в себе, добиться смешения разных служб. В этой области Баве был предшественником либерализации психиатрии» [216] Николь Гийе, интервью с автором. . В 17 лет Николь Гийе знакомится с Жаном Ури, когда тот приезжает в Лозер. В университете она также знакомится с Францем Фаноном, которого привозит в Сент-Альбан, чтобы познакомить с Тоскейесом: «Я помню первый спор между Тоскейесом и Фаноном в гостиной моей матери: речь шла о том, обязательно ли медсестры должны быть дипломированными» [217] Там же. . Николь Гийе еще не закончила интернатуру в Лионе, когда Ури попросил ее отправиться на помощь его другу Клоду Жанжирару, чтобы наладить в Ла Шене инсулиновую терапию. Она приезжает туда в ноябре 1956 года и остается до июля 1957 года, когда лабордианцы возвращаются в родной замок. Там пока еще нет места для врача на полную ставку, но Гваттари предлагает Николь Гийе помогать в администрации: «Феликс очень любил „деклассировать“ людей: чтобы врач работал в администрации. Психологов он ставил мыть посуду» [218] Там же. .

В течение десяти лет Феликс Гваттари будет заниматься организацией работы в Ла Борд по системе, основанной на разрушении барьеров: «Сетка – это таблица с двумя колонками, позволяющая коллективно управлять распределением индивидов по задачам. Это своею рода инструмент регулирования необходимого институционального дерегулирования» [219] Феликс Гваттари, «Сетка», доклад, представленный на собрании стажеров, январь 1987 года, IMEC. . Цель в том, чтобы обеспечить равенство условий исходя из принципа поливалентности задач. Сам метод авторитарен, и каждый с тревогой ожидает, куда его назначит комитет по сетке. Результат был эффективным, но случались и трения: «Меня привлекал своего рода политический централизм. Как когда в политической организации решают, что завтра надо идти расклеивать листовки» [220] OSCAR (Félix Guattari), Histoires de La Borde, p. 226. . Одни рады с головой окунуться в опыт общества, в котором оказалось стерто различие между физическим и интеллектуальным трудом, но среди медицинского персонала хватает и тех, кто скрепя сердце занимается работой по хозяйству, тогда как обслуживающий персонал с ужасом берется за медицинские обязанности.

Сетка, расписанная на месяц, обновляется каждый день. На графике по оси абсцисс откладываются имена, а по оси ординат – дневной график; тут можно прочесть назначения: «посуда», «уборка», «курятник», «дежурство», «гончарная мастерская» и т. д., а также места приписки на более длительный период. Ничто не ускользает от сетки, и для некоторых она, как и ее составитель, является воплощением утопии. Для других же она как тяжелый каток, который проходится по индивидам и их желаниям во имя общего блага. Кроме того, распределение работы – объект сверхинтерпретации для тех, кто ему подвергается, и они видят в нем попытки Гваттари ухватиться за ту или иную фобию или комплекс, чтобы ее испытать: «Решения „сеточника“ воспринимались как приговор» [221] Jean-Claude Polack, Danielle Sivadon-Sabouren, La Borde ou le droit à lafolie, p. 40. . За многие годы слишком жесткая система становится поводом для все большего числа жалоб и протестов:

Все трещало по швам! Инструкторы хотят мыть посуду. Ночной медсестре надоело дежурить по 12 часов подряд, и она хочет, чтобы дежурство разделили на пятичасовые смены! Уборщица, ассистирующая врачу по время процедуры, испугалась и убежала, а потом вернулась! Еще одна уборщица водит больных в курятник! Прачка отвечает за инсулин! Все перепуталось [222] Histoire de La Borde, p. 247. .

К насильственной смене должностей добавляется проблема оплаты труда и ее подсчета. Речь даже заходит о коэффициенте «дерьмовости» каждой работы, который, естественно, трудно рассчитать научными методами. Некоторые обязанности эволюционируют самостоятельно, например, обязанность приносить поднос с едой в комнаты пациентов, которые не могут или не хотят вставать с кровати. Обслуживающий персонал должен ставить еду на подносы, которые затем разносят больным инструкторы, постепенно забывающие, что это входит в их обязанности: «Тогда эта работа по факту снова отходит обслуживающему персоналу. Скользят подносы, скользят функции» [223] Liane Mozère, Le Printemps des crèches, Paris: L’Harmattan, 1992, p. 109. .

Ури предлагает, как он выражается, «темперировать» ротацию, как в «Хорошо темперированном клавире» Баха. Клиника растет, и ему требуется все больше персонала. В 1959 году он обращается к Бриветт Бюканан, которая в качестве медицинского секретаря станет столпом заведения и членом его духовной семьи. Она тоже родом из пригорода Ла-Гаренн-Коломб, как и Ури. Там они и познакомились – вокруг молодежных турбаз, в ходе организации походов для рабочих, в молодежной группе завода Hispano-Suiza. Бриветт Бюканан становится подругой лидера завода Hispano Раймона Пети. Работая секретарем в больнице Фош в Сюрене, Бриветт приезжает в отпуск в Сомери и принимает активное участие в коллективной жизни клиники. Она останется работать в Ла Борд до самого выхода на пенсию.

В 1958 году клиника оказалась на грани банкротства. Ею руководит некая мадам Фишо, и ее управление имеет катастрофические последствия. Она тратит деньги без счета, закупает продукты в розницу по очень высоким ценам. Умея разбазаривать деньги, она при этом не в состоянии обеспечить приток доходов, и в ее кабинете, в котором живет множество кошек, царят вонь и бардак.

В апреле 1958 года, незадолго до 13 мая, происходит «государственный переворот». Во главе администрации встает Гваттари, взявший на себя руководство финансами после того, как согнал с насиженного места неумеху, что там распоряжалась: «Я пошел к этой милой женщине и сказал: всё, хватит» [224] Феликс Гваттари, автобиографическое интервью с Ив Клоарек, 29 августа 1984 года, IMEC. . Гваттари учится на ходу. Поначалу у него нет никакого руководящего опыта. Однако в 25 лет он становится настоящим директором большой клиники, которую спасает от неминуемого краха. Стоило ему заглянуть в бухгалтерскую отчетность, как он с удивлением обнаружил, что Ла Борд накопила долгов на 30 миллионов старых франков. Гваттари пришлось использовать все свое очарование, в котором у него нет недостатка, чтобы убедить банкира из Блуа господина де Керотре поверить ему и позволить выплатить только самые неотложные долги клиники.