Анри Лефевр - Производство пространства

Любые столкновения и противодействия можно связать с «классовой борьбой». Однако границы, на которых развертываются (практические и теоретические) сражения, уже невозможно прочертить так, как если бы они разделяли, с одной стороны, лагерь господствующего класса, а с другой – лагерь класса эксплуатируемого и угнетенного. Демаркационные линии проходят через все сферы, в том числе через науку и познание, через все секторы, как политические, так и внеполитические. Стратегические цели этих великих теоретических битв мы попытались прояснить: это объединение разделенного и разграничение смешанного. Разделение количества и качества, наделение пространства количеством без качества означает вытеснение качеств в сферу «природы» и их смешение в ней. И наоборот. Как разграничения, так и ошибочные смешения закрепляются в угасающей философии, утратившей диалектику. Объединение противостоит разделению и дисперсии, подобно тому как понимание различий и их действенная реализация противостоят насильственной гомогенизации.

Борьба, имплицитно или эксплицитно преследующая эти цели, разворачивается на множестве фронтов и границ, внешне не связанных между собой; она протекает насильственно и ненасильственно, направлена то против разделения, то против смешения. Борьба политическими средствами против политики ведется, когда политика разделяет (дискриминация, дробление пространства) и когда она смешивает (народы, регионы, пространства внутри государств).

Во всех строках нашей книги и между строк, от начала до конца, проступает единый проект . Какой? Проект иного общества (иного способа производства), где социальная практика будет подчинена иным концептуальным детерминантам.

Возможно ли ясно сформулировать этот проект? Вероятно – подчеркнув различия между «проектом», «планом», «программой», между «моделью» и «путем». Удастся ли нам тем самым сделать какие-либо прогнозы или внести, так сказать, «конкретные» предложения? Не уверен. Проект так и останется абстрактным. Если он будет противостоять абстракции господствующего пространства, он не сможет преодолеть ее. Почему? Потому что путь «конкретики» пролегает через активное отрицание, как теоретическое, так и практическое: через контрпроект, контрплан. А значит, через активное и массовое вовлечение «заинтересованных сторон».

В ходе своего анализа мы уже обозначили многие причины их невмешательства, но ни одна из них не кажется решающей. Процесс того, что можно назвать «революцией пространства» (включающий и «урбанистическую революцию»), можно осмыслить лишь по аналогии с великими крестьянскими (аграрными) и промышленными революциями: внезапные мятежи, паузы, медленные сдвиги, повторы на более высоком уровне познания и действия. И творческие изобретения.

Можно перечислить препятствия, на которые наталкиваются контрпланы. Самое серьезное из них состоит в том, что на одной стороне, стороне власти, имеются ресурсы и стратегии в самом широком (в пределе – мировом) масштабе, а на другой – ограниченные познания и интересы, затрагивающие территориальный ареал, как правило среднего или малого размера (во Франции это Окситания, побережье Ланд, Бретань и т. д.). Тем не менее творческое начало может возникнуть только из механизма планов и контрпланов, проектов и контрпроектов. Разумеется, нельзя исключать и реакции на латентное или явное насилие политических сил.

Способность разрабатывать контрпланы, обсуждать их с «властями» и заставлять последних принимать их в расчет становится мерой «реальной» демократии. Что же касается часто упоминаемой альтернативы «редукционизма» и «глобализма», точечного и тотального, то это типичная ложная проблема.

В этих замечаниях отчасти содержится ответ на первый и последний вопрос: «Каким образом связана теория пространства с существующим революционным движением?»

Ответ на него предполагает понимание теории в целом и ее основных звеньев. Напомним их. Теория пространства отказывается от банального, не предполагающего анализа понимания термина «пространство», а также от смешения пространства социальной практики с пространством географическим, экономическим и пр. Подобное пространство, либо первозданное, либо определяемое некоей специализацией, всегда будет служить инструментом, пассивным вместилищем деятельности планировщиков, направленной на «гармонический рост», уравновешение или «оптимизацию».

Пространство становится регулятором, когда разрешаются – и в той мере, в какой они разрешаются, – противоречия (в том числе и его собственные).

Наша теория способствует распаду существующего общества, ибо показывает противоречия, разъедающие его изнутри, заложенные в самой сердцевине его «процветания». Это общество (неокапитализм или организационный капитализм) в своей экспансии не порождает ничего, кроме пространственного хаоса. Если буржуазия смогла и сумела разрешить некоторые исторические противоречия и в определенной мере подчинить себе рынки (чего не предвидел Маркс), а значит, добиться сравнительно быстрого роста производительных сил, то разрешить противоречия пространства ( своего пространства) она не сможет.

Существующие политические формации обходят стороной пространство и связанные с ним проблемы. Почему? Вопрос этот имеет важнейшее значение; он определяет и высвечивает самую сущность политики. Политические формации возникают в истории; они продолжают ее и идеологически поддерживают (бесконечные напоминания и отсылки). Дальше они не идут.

Быть может, неведомое сегодня станет известным завтра, превратится в вероятный центр мысли и действия?

Что касается воздействия на пространство, то здесь обнаруживается оппозиция (доходящая до противоречия) между советской моделью и китайским путем.

Советская модель исходит из пересмотра капиталистического процесса накопления и из благого намерения – улучшить этот процесс, ускорив его. Подобный усиленный и обостренный вариант капиталистической модели нацелен на быстрый рост и делает ставку на сознательно выделяемые «опорные точки»: крупные предприятия и большие города. Все прочие локусы остаются пассивными и периферийными по отношению к центрам (производства, богатства, принятия решений). Следствием такой модели оказываются «вертушки», круги: сильные опорные точки становятся все сильнее, а точки слабые – все слабее. Подобные «вертушки» считаются регуляторами, ибо они, будучи единожды запущены, «функционируют» автоматически. Периферия, обреченная на застой и (относительное) отставание, подвергается все большему угнетению, контролю, эксплуатации.