Дайана Койл - ВВП. Краткая история, рассказанная с пиететом

Военный поход против ВВП начался с известной статьи экономиста Ричарда Истерлина. Он приметил один парадокс – правда, как оказалось, только кажущийся. Если сравнивать несколько стран в один и тот же момент времени, то в богатых государствах люди в среднем чувствуют себя более счастливыми, чем в бедных. Однако если на протяжении времени следить за одной и той же страной, то нельзя сказать, что при высоком уровне душевого ВВП люди более счастливы [111]. Ряд экономистов обратили внимание, что этот парадокс видимый и возникает просто потому, что уровень ВВП по своей статистической природе не имеет верхней границы, тогда как чувство счастья, измеряемое в соответствии с ответами людей в опросах и их самонаблюдениями, такую границу имеет. Взаимосвязь между этими двумя величинами такая же, как между уровнем ВВП и, скажем, средним ростом населения или продолжительностью жизни; они тесно сопряжены, но во времени их уровни не обязательно пропорциональны [112]. На самом деле, было бы нелепо отрицать, что при более высоком уровне ВВП люди чувствуют себя счастливее, ведь стоит ВВП немного снизиться в фазе рецессии, и люди впадают в уныние. Более того, если с течением времени производительность растет, то без увеличения ВВП занятость бы падала, а потеря работы – тоже причина чувствовать себя несчастным.

Вот и получается, что, казалось бы, несомненный эмпирический вывод – это результат недопонимания статистических свойств индекса, с помощью которого определяют связь между чувством счастья населения и ВВП. Уровень счастья находится методом опросов, где респонденты оценивают свое мироощущение по трехбалльной или десятибалльной шкале. Он никогда не поднимется выше потолка, даже через столетия наблюдений. А вот ВВП это такой показатель, который по определению может расти безгранично. Если на одном графике начертить кривую, растущую с течением времени очень плавно, и кривую, ежегодно растущую на 2–3 %, будет создаваться ложное впечатление, что они не связаны. В действительности, как показывает целый ряд недавних исследований, ежегодные темпы роста ВВП и ощущение счастья населения тесно связаны между собой.

Вместе с тем это не умаляет законности аргументов о том, что темпы увеличения ВВП как индикатор экономического роста не подходят для измерения благополучия, или социального благосостояния. В детской сказке под названием «Лев, колдунья и платяной шкаф» Белая Колдунья с помощью заколдованного рахат-лукума подчиняет себя мальчика Эдмунда. Однажды получив угощение, он хочет еще и еще. Общество потребления тоже околдовано. Психологи внимательно изучили такие явления, как «крысиные бега» [113]и потребительская культура. Их эксперименты показывают, что люди стремятся повысить свой статус в обществе, а поэтому их больше волнует не абсолютный, а относительный уровень дохода. «Демонстративное потребление», как окрестил этот феномен Торстейн Веблен, – это своего рода гонка вооружений в погоне за статусом, и гигантский рост зарплат топ-менеджмента в корпорациях, происходивший в последнюю четверть века, эту гонку только подхлестывал. Более того, удовлетворение, которое мы получаем от роста дохода и новых приобретений, быстро сходит на нет, и мы, как мальчик Эдмунд из сказки, требуем новой порции. Для этого явления был придуман красноречивый термин – «беговая дорожка гедонизма».

А раз деньги являются наркотиком, то некоторые, само собой, полагают, что общество нуждается в лечении. Такие экономисты, как Роберт Фрэнк и Ричард Лэйард, выступают за введение налога на приобретение предметов роскоши. Еще одно предложение, снискавшее больше поддержки, – отказаться от измерения ВВП в пользу измерения счастья. В Великобритании даже развернулась целая общественная кампания «За счастье». Правительство поспешило к ней примкнуть и распорядилось, чтобы Национальная статистическая служба учредила национальный опрос с целью выявить, насколько счастливым чувствует себя население [114]. Как это ни курьезно, но король Бутана, одной из беднейших и самых авторитарных стран в мире, удостоился громких похвал, когда заявил, что видит свое призвание в увеличении валового национального счастья своего народа.

Исследования счастья делятся на две группы по тому, какой тип статистической взаимосвязи они рассматривают. Первая группа следует первоначальному подходу Ричарда Истерлина и изучает агрегированные экономические данные. Другие исследования пытаются определить, какие частные обстоятельства влияют на ответы людей, счастливы они или нет: какое влияние оказывают супружество, наличие места работы, уровень здоровья и т. п. Результаты согласуются со здравым смыслом. Люди счастливее, если у них есть работа, если они в браке, не болеют и религиозны. Людям приятнее проводить время со своими друзьями, а не с начальником, и они не любят тратить много времени на дорогу до работы. В ответах вырисовывается некий цикл: как правило, наименее счастливы мы в среднем возрасте («средний возраст» варьирует в разных странах от 36 лет в Великобритании до 66 в Португалии) [115]. Женщины, как правило, счастливее мужчин, но эта разница, похоже, уменьшилась за последние десятилетия. Тем не менее практическая польза этих наблюдений для экономической политики сомнительна. Нет ничего нового в знании, что с ростом безработицы растет и недовольство избирателей. Правительство едва ли может обязать кого-либо жениться и ходить в церковь, чтобы сделать их счастливее. Пожалуй, наиболее важный новый факт гласит, что важная причина того, что люди чувствуют себя несчастными, – это психические расстройства, а их лечению до сих пор уделялось мало внимания почти во всех системах государственного здравоохранения.

В последнее время очень популярной стала мысль, что после определенного уровня достатка, стране больше не нужно стремиться к экономическому росту. Однако важно понимать, что ВВП не является мерой благосостояния нации и не задумывался в таком качестве. Экономисты без устали повторяли, что нужно быть осторожными и не смешивать два понятия. Так, Мозес Абрамовиц, признанный специалист по деловым циклам и экономическому росту, в 1959 г. писал: «Крайне настороженно следует относиться к заявлениям, что повышение темпов роста выпуска хотя бы в грубом приближении соответствует ускорению роста благосостояния». Но несмотря на подобные предостережения, экономисты и политики часто ведут себя так, как будто ВВП и благосостояние – это в целом одно и то же. К чему должны стремиться авторы экономической политики, так это к повышению благосостояния или благополучия, а не ВВП как такового. «Экономисты это прекрасно знают, – замечают Уильям Нордхаус и Джеймс Тобин, – однако ВНП не сходит с их уст, как молитва с уст фанатиков» [116].