Дайана Койл - ВВП. Краткая история, рассказанная с пиететом

Определенный объем экономической деятельности ускользает от законодательства в любой стране, и существует несколько способов его оценки: посмотреть на потребление электричества, на использование наличных денег и т. п. Оценке подлежат как очевидно криминальные сферы, в том числе организованная преступность, так и сферы, не являющиеся законными или зарегистрированными, но в целом безопасные. В развивающихся странах существенная доля ВВП укрыта от налогов и регулирования; объемней всего «неформальная экономика» в бедных странах, где большое число людей работает в качестве самозанятых предпринимателей, фермеров или поденных рабочих. В развитых странах эта доля колеблется от 7 % ВВП в США и 8 % в Швейцарии до 20 % в Италии и 25 % в Греции (оценки за 2012 г.). В среднем она составляет 15 % ВВП. В бывших коммунистических, «переходных», экономиках, как правило, доля теневой экономики составляет 21–30 %, а в еще более бедных странах – 35–40 % ВВП. С течением времени рост неформальной экономики происходил по всему миру. Как утверждает Фридрих Шнайдер, «сопоставительные исследования по ряду стран указывают, что главной движущей силой, определяющей размер и развитие теневой экономики, является рост налогового бремени и отчислений на социальное страхование, наряду с ужесточением регулирования на рынке труда» [105].

Решение Италии скорректировать ВВП на размер неформальной экономики сначала вызвало споры, но они быстро утихли. Сегодня целый ряд стран осуществляет аналогичную корректировку. Несмотря на все трудности измерения, теневая занятость, в основном опосредованная наличными расчетами, скрытая от налогов и регулирования, но создающая продукт, была помещена внутрь границы сферы производства. Это сделали потому, что она имеет форму рыночных денежных трансакций.

Другие виды экономической деятельности, наоборот, не включаются главным образом потому, что деньги при этом не переходят из рук в руки. Экономисты называют их «собственным производством», или «производством в секторе домохозяйств». Сюда относятся все типы работы, осуществляемые внутри семьи для собственных целей: приготовление пищи, уборка, уход за детьми, огородничество, починка одежды и мебели и т. д. Многие, но отнюдь не все виды подобных работ могут быть приобретены за пределами домохозяйства. Главная причина, почему неоплачиваемая работа по дому не учитывается, а оплачиваемая учитывается, заключается в сложности сбора необходимой статистики. Правда, это не совсем точно: ведь если бы статистические службы действительно были этим озабочены, они бы могли привлечь на помощь опросы, как это делают в других разделах экономической статистики. Но может быть этого не происходит потому, что домашнюю работу чаще всего выполняют женщины?

Время от времени ряд стран проводит среди семей «исследования бюджета времени», цель которых – выяснить размер производства в секторе домохозяйств и его стоимость (при допущении, что труд оплачивался бы исходя из нормальной ставки заработной платы на рынке). В США такие исследования уже носят непрерывный характер, в Австралии, Канаде, а также в ряде других стран они проводятся с достаточно высокой частотой. Но многие страны этого не делают. Так, в Великобритании последнее большое исследование такого рода датируется 2000–2001 гг. [106]Было выявлено несколько долгосрочных тенденций, таких как активное вовлечение женщин в оплачиваемую работу, начиная с 1960-х годов, а также увеличение свободного времени во многих богатых странах. Определенные изменения происходят и в течение делового цикла. Например, во время рецессии люди экономят на услугах по уборке, а также меньше посещают кафе и рестораны. (Из-за распространенности натурального хозяйства в бедных странах картина иная, и поэтому неоплачиваемая работа в неформальном секторе экономики играет там неизменно бо́льшую роль.) Но и когда дела в экономике обстоят хорошо, доля неоплачиваемого труда довольно велика: на него приходится более половины всего времени, затрачиваемого людьми на работу. Если этот труд оценить по денежным ставкам заработной платы за аналогичную работу, то в Великобритании за 2000 г. выйдет величина, равная 1,85 уровня национального продукта, измеренного по стандартному методу [107]. И хотя где-то эта цифра больше, а где-то – меньше, везде этот вид деятельности играет большую роль, хотя общепринятая, но оттого не менее произвольная статистическая практика учета ВВП его игнорирует.

Рассуждая о том, нужно или нет принимать в расчет такие виды домашней работы, как приготовление пищи или воспитание детей, мы приходим к вопросу, насколько мы хотим знать не просто уровень выпуска, а уровень благополучия, или, говоря языком экономистов, «социального благосостояния». Доля времени, затрачиваемого на производство внутри домохозяйства, на протяжении последних лет увеличивалась, а на оплачиваемый труд – сокращалась. И все-таки, даже если уход за детьми и приготовление еды – это, несомненно, разновидность труда, они в равной степени способны приносить удовольствие, и на этом основании некоторые призывают включить их в состав досуга, а не работы, а следовательно, и не причислять к экономической деятельности. Я думаю, что этот аргумент ведет по ложному следу, ведь многие люди точно так же получают удовлетворение и от наемного труда, пусть это происходит и не всегда. Так нужно ли поэтому исключить его из ВВП? Очевидно, что нет. Довольно любопытно, что этот спор об определениях недавно обнаружился в ходе политической полемики. Я вспоминаю одну британскую радиопередачу, которая была посвящена планам новой правящей коалиции ввести налоговый вычет для поддержки работающих матерей, чтобы те могли оплатить услуги по уходу за детьми. В студию позвонила женщина, юрист, по имени Лора Перринс, и обрушилась на Ника Клегга [108]: «Я не могу понять, почему правительство дискриминирует женщин, которые так же как я, самостоятельно, занимаются уходом за детьми? У меня такое ощущение, что это делается, чтобы раздуть ВВП, потому что если бы я смотрела за чужими детьми, то это бы входило в ВВП. По-моему, наше Министерство финансов беспокоит только эта тема» [109].

Этот вопрос отнюдь не праздный. Может быть, вместо ВВП нам следовало бы оценивать степень удовлетворенности людей, их чувства счастья или благосостояния? Об этом идут оживленные споры. Одно из следствий финансового кризиса – рост скептицизма относительно достоинств рынка, а также экономической науки. К огорчению многих экономистов, склонных делать вид, что к ним критика не относится, экономическая наука попала под обстрел. В нее сыплется шквал обвинений в том, что это она воспитала интеллектуальный пиетет перед рынком и породила финансовые крайности и вообще возвела краткосрочную прибыль в ранг закона во всех сферах жизни. Как говорит Майкл Сэндел, «пора подвергнуть переосмыслению один из постулатов, незыблемых для рыночного мышления. Это постулат, что все товары соизмеримы, что все блага можно беспрепятственно свести к единой мере ценности» [110]. Итак, для тех, кто хочет уйти от измерения экономического роста и взять за точку отсчета «счастье», настал звездный час.