Габриэль Тард - Преступник и толпа (сборник)

Кажется, я дурно понял смысл, данный автором mattoidi. Я допускаю, однако, это, чтобы не лишить смысла заманчивый ответ Ломброзо в Bevue philosophique в августе 1885 года на мои замечания о нем.

Смотри об этом в его «Криминологии». Также и Bonvecchiato, который специально занимался этим, особенно в вышеупомянутом сочинении, и после большого спора высказался почти в том же духе.

В своей прекрасной лекции об открытиях экспериментальной психологи в Сорбонне Рибо охотно занялся новой школой итальянских криминалистов и подтвердил действительность преступного типа. «Могут быть, – говорит он, – в организации мысли недостатки, подобные потере какого-нибудь члена или функции: тогда это будут существа, которых природа или обстоятельства сделали нечеловеческими».

Я не настаиваю на мелких противоречиях. В новом примечании Ломброзо говорит, что он отделяет врожденного преступника от безумного и алкоголика. Еще более он радуется, что открыл полное единство между идеей врожденного преступника и моральным безумием.

Заслуга этой школы в том, что она, возможно, глубоко отыскала источники преступления и особенно источники наследственности. О преступности животных, чем с любовью занимался Lacassagne , Ферри написал интересную, мной разобранную брошюру.

На высших политических сферах каморра упражняется в своем влиянии; если вы ей противитесь, она вас погубит. Один сановник, старшина одного южного города, совершенно проигравшись, находил возможность хорошо жить, ничего не получая. Каждый день он роскошно обедал в лучшем ресторане города, и ему никогда не смели подать счет… Тем не менее, в кабинете он чванился, выгнув грудь, подняв голову, имел вид покровителя. Его боялись, льстили ему, приветствовали его. В городе он был силой. В каждой стране есть люди такого сорта, но они не должны занимать первых мест («Письма об Италии»).

Найдут интересные подробности о Мафия и ее политическом происхождении или развитии под властью непопулярных Бурбонов в интересной и поучительной брошюре Наполеона Колайянни «La Delinquenza della Sicilia ».

Татуировка, как правильно замечает Ломброзо, есть первое письмо дикаря, первая книга гражданского государства.

Говорят, что клиент учит своего поверенного, когда платит ему. Этот взгляд существует несколько веков. Я читал у Ранке о сицилийских судьях в XVI веке: «Так как жалованье называли свечами, то говорили иронически, что тот, кто больше зажжет свечей для того, чтобы его судья мог лучше узнать правду, естественно должен выиграть процесс».

Во французском языке существует 72 синонима для пьянства и питья.

Не быть злым – значит быть глупцом. Это выражение перешло совсем в иную среду.

В своем ответе на мою критику, «самую лучшую и глубокую», по его словам, из всех критик, какие появлялись на Uomo delinquente , – ответ, к несчастью, слишком длинен, чтобы здесь его перепечатывать, несмотря на все его значение, – Ломброзо пишет о предмете, разбираемом выше: «Без сомнения, женщина представляет самую большую аналогию с первобытным человеком и, следовательно, с злодеем, но ее преступность не уступает преступности мужчины, когда с ней соединяется проституция». На это я возражаю: «Что касается преступности женщин, я утверждаю, что она уступает мужской, несмотря на проституцию. Если в цифры женской преступности хотят включить куртизанок, я спрошу себя, почему не включат в цифры мужской преступности не только сутенеров, но также развратников, игроков, пьяниц и ленивых из нашего пола. Проституция, по правде сказать, есть алкоголизм, паразитизм и пауперизм женщин. Женщина пьяная по слабости и лени близка к пороку, как и мужчина в праздности и низости предается пьянству или более или менее низкому нищенству. Но не будем смешивать условия преступления с самим преступлением. Без проституции контингент женщин в преступной статистике, конечно, будет меньше, как еще больше контингент мужчин без пьянства, игры и разврата. Брать женщину в отдельности бесполезно».

В сообщении, адресованном обществу физиологической психологии под председательством Шарко, Гарофало, передав свои личные замечания о теории преступного типа, делает оговорку насчет гадательного объяснения, которую я сейчас передам. «Как объяснить, – говорит он, – что психологические и физиологические свойства врожденного преступника так редко встречаются у настоящих профессиональных преступников, например у pick-pockets? Однако самые закоснелые рецидивисты, преимущественно неисправимые, отличаясь среди преступников самыми выдающимися свойствами этого типа, почти никогда не имеют времени стать привычными. Часто они с самого начала выступают с большим делом, ведущим их вполне правильно в острог или на эшафот; во всяком случае преступление ничего не приносит им вообще, кроме удовлетворения дикого инстинкта». Я вижу, судя по этому возражению, что, может быть, я неясно выразился. Я слышал, как говорят, что врожденного преступника влечет на поприще преступления истинное призвание, как математика от природы любовь к математике, и что это призвание часто бывает очевидно с первого злодейства, так что другие доказательства излишни. Что касается сбитых с дороги артистов, посвящающих себя по лени остроумным маленьким кражам, то они выбрали это ремесло, как выбрали бы всякое другое, столь же доходное, но легкое, и если они остаются ему верными, то только потому, что, будучи раз охвачены этим колесом, больше не могут из него выйти. Впрочем, Гарофало признал, что существование наших профессиональных типов «не вероятно».

История наук и ученых за два столетия. Женева, 1885.

Конечно, в известной мере. В моей мысли никогда не было желания оправдывать революционный суд, какой функционировал, как известно, у нас в различные эпохи.

Заметим, что обвинение при всех равных прочих условиях, то есть когда социальные условия остаются те же, зависит от умения найти степень требуемого судом доказательства. В деле отравления, например, до прогресса химии старались осуждать людей по простым, слабым подозрениям, без которых все эти преступления остались бы безнаказанными. Но с тех пор, как посредством особых реактивов могли узнавать присутствие ядовитых веществ, имеют право требовать доказательства, гораздо более надежного, чем прежние. В деле поджогов (преступление редкое, свойственное недавнему времени) осуждение также основывают на простых подозрениях по недостатку доводов. Может быть, когда-нибудь поджог так же легко будет доказать, как теперь отравление. Сейчас его так же трудно доказать, как некогда было трудно доказать отравление. Известные изобретения и открытия сделали невозможным возвращение к некоторым суеверным способам при судебных разбирательствах, принятым прежде у всех народов. Но тогда отсутствие этих изобретений и открытий делало необходимыми эти способы. Сомнение, особенно в важных преступлениях, так тяжело, что человеческая природа всячески старается всегда выйти из него. Не в одни средние века, а и в Египте, в Греции и везде в древности обращались к оракулам или к Божьему суду, чтобы узнать виновность невинных точно так же, как теперь, и иногда не менее безрассудно, обращаются к экспертам по судебной медицине. Суды Божьи были тогда божественной экспертизой. К этому надо было часто прибегать тогда, когда еще не было естественных наук и химии.