Виктория Форестер - Девочка, которая упала с небес

– И как же его найти?

– Это ты меня не спрашивай. – Ворона Сдуба пожала плечами. – Только ты сама знаешь, куда оно делось.

– Но я не знаю! Понятия не имею! Я пробовала и пробовала взлететь, но не могу. Я всё перепробовала.

– Ха. Лезть в воздух – без толку. Полёт вернётся последним. В результате того, что случится до того. – Ворона Сдуба стояла и смотрела на Пайпер, ничем более не занимаясь. Пайпер с трепетом ожидала решения для своей напасти и осматривала стоящие перед ней предметы.

– Может, вы мне дадите чего-то выпить или камень какой особый, и я снова стану летать?

Ворона Сдуба бесцеремонно фыркнула.

– Ай, как легко и просто!

– Или, может, вы знаете заговор, чтобы я слова какие сказала?

Ворона Сдуба сердито уставилась на Пайпер.

– Кем это ты меня считаешь, ведьмой?

Пайпер закусила губу и опустила глаза.

Ворона Сдуба подобрала крупный камень, лежавший на краю стола, и треснула им по изящной фарфоровой мисочке. Мисочка разлетелась вдребезги.

От неожиданности Пайпер взвизгнула и вскочила со стула.

Ворона Сдуба протянула руку и сгребла осколки миски.

– Эта миска – твоё летание, – сказала она. – Этот камень – тот укус, что ты получила. – Собрав в ладони все осколки, она подошла к раскрытому окну и выбросила их в лес. – Вот где твоё летание. Оно повсюду. Только внутри тебя. И тебе надобно собрать все кусочки вместе и сложить как полагается. Вот когда ты сделаешь это, тогда и полетишь вновь.

Воздушный шарик, наполнявшийся надеждой в груди Пайпер, лопнул, и она обмякла.

– Но как же мне это сделать?

– Ума не приложу! – загоготала Ворона Сдуба и затрясла головой, отмахиваясь от невозможности всего этого. – И не представляю, как ты это осилишь!

Пайпер разрыдалась. Мало того что она расстроилась, ей ещё стало стыдно, что она разнюнилась, как маленькая, и она спрятала лицо в ладонях.

Ворона Сдуба вздохнула.

– Ну, ну, детка. Слезами горю не можешь.

– Но я должна летать. Это всё, что мне нужно. Я тоскую по небу, и, если я не полечу, мои друзья не станут со мной знаться, и мне так одиноко без неба, что меня просто разрывает напополам. – Рыдания Пайпер перемежались иканием. – Пожалуйста, ну неужели вы ничего не можете сделать?

Пайпер представляла собой такое жалобное зрелище, что Ворона Сдуба снова покачала головой, а потом достала из буфета небольшую бутылочку и поставила её на стол перед девочкой.

– Не собиралась я тебе это давать, но раз ты только это на сердце и держишь… – Она подвинула бутылочку к Пайпер, которая в своём огорчении едва её замечала. – Коли ты не успокоишься, так и не услышишь, что я тебе скажу. Уж я помогу тебе из своих сил, но тебе надобно прекратить вой, или никто тебе ничем не поможет.

Ценой немалого усилия Пайпер сделала один глубокий вдох, а следом ещё один.

– Простите, – всхлипнула она. – Ни на что я не гожусь без моих полётов.

– Ну, ну, это неправда. Летание – это то, что ты делаешь, но не то, что ты есть. Слышишь меня?

Пайпер кивнула и икнула.

– Так, будет. Это не волшебное зелье. – Ворона Сдуба кивнула в сторону бутылочки. – Но оно тебя маленько подраспутает и внутренность почистит. С таким грузом на сердце лёгкой не станешь. А это сделает тебя полегче.

Пайпер благодарно сжала бутылочку в ладонях. Отвернув крышечку, она увидела пипетку.

– Спасибо вам, мисс Ворона, – икая, выговорила Пайпер. – Большое-пребольшое спасибо.

– Это сильное средство, – предостерегла Ворона Сдуба. – Капай по две капли на язык на рассвете и на закате. Не больше и не меньше.

Пайпер прижала бутылочку к груди.

Вдали гудели церковные колокола, и Пайпер вдруг вспомнила, что сегодня было на повестке её дня.

– Мне надо…

– Знаю, знаю. – Ворона Сдуба махнула рукой. – Ты направлялась в церковь. Так ступай!

– Спасибо вам. Большое-пребольшое спасибо, – Пайпер говорила от всего сердца.

Ворона Сдуба поторопила Пайпер взмахом руки и подошла к двери проводить её.

– Я поговорю со своими друзьями, поглядим, не разузнаю ли я побольше об этих жуках для тебя! – крикнула она ей вслед. – Ничего не обещаю, но всё же сделаю что смогу.

– Спасибо вам, – снова поблагодарила Пайпер, прошла между двух камней и вышла на тропинку. Когда Пайпер была уже на дороге, она остановилась и посмотрела на бутылочку. Бог весть, что в ней было, но жидкость была удивительно синяя, такого точно оттенка, какого бывает небо после грозы. Ворона Сдуба сказала, что нужно капнуть две капли на язык. С помощь пипетки так Пайпер и сделала. Одна капля. Вторая.

Поначалу вкус был сладкий, но, когда она пару раз сглотнула, рот скривило от горького послевкусия.

Двинувшись в сторону церкви, Пайпер вдруг почувствовала на языке щекотание. Это ощущение было ей хорошо знакомо – такая щекотка охватывала всё её тело как раз перед тем, как она взлетала в воздух. Ощущение скоро пропало, пронзив Пайпер тоскливым желанием.

Когда Пайпер подошла к краю леса и перед ней пролегла Главная улица, она во второй раз достала бутылочку. Может, ещё две капельки – и дело сделано? Ворона Сдуба сказала, это её распутает. Когда это произойдёт, она же сможет летать? Может, всё решится вот так просто?

Пайпер приняла ещё одну каплю. И ещё одну.

Снова щекотка.

Идя по Главной улице, Пайпер ненадолго остановилась возле магазина Джеймсона, чтобы капнуть ещё пару капель.

Щекотка спустилась по горлу в шею. Скоро она доберётся до живота. Если она не ошиблась, её наполняет радостная лёгкость.

Оставшийся путь до церкви Пайпер проделала вприпрыжку, думая о том, что, быть может, на обратной дороге она сможет немного попарить.

Пастор Браун уже начал свою проповедь, когда Пайпер тихонько проскользнула на скамью, которую обычно занимали Макклауды, и села. Скамья Миллеров была прямо перед ней, и Милли Мэй Миллер не преминула окинуть Пайпер взглядом, дескать, пусть не думает, что её опоздание осталось незамеченным. Пайпер старалась сидеть аккуратно и тихо и смотреть прямо перед собой, чтобы не дать Милли Мэй нового повода для сплетен.

Хотя наружность у Пайпер была самая набожная, в уме она воображала лица ребят, когда те увидят, что она снова летает. Батюшки, ну и удивятся же они! И наверняка пожалеют, что сегодня оставили её дома. А может, даже станут терзаться чувством вины. Конечно, Пайпер сразу их простит, однако думать о том, как неловко им будет и как они, возможно, расплачутся, было приятно.

Пайпер ушла с головой в фантазии, где Лили рыдала и умоляла возобновить их дружбу, а Конрад называл себя паршивцем и негодяем за то, что оставил её дома. А она, Пайпер, стояла, словно святая на картинке – в белоснежном платье и в ореоле солнечного света, – не гневалась и не винила никого. Нет, она была само всепрощение.