Джульет Марильер - Арфа королей

Я прекрасно понимаю, как неумолимо бежит время. Но при этом люблю проводить в этой тихой, спокойной обители дни напролет, люблю музыку и общество добрых товарищей. Мне не составляет труда представлять себя одним из братьев. В этой жизни, наполненной ритуалами, созерцанием, а порой и ожесточенными спорами, я бы обрел цель и чувствовал бы себя в безопасности. Меня поражает, какого накала могут достигать дискуссии по поводу какой-нибудь туманной философской теории или толкования очередного древнего сказания. Ученый муж Огр – маленький, сухой, глубокий старик с проницательным умом и цепким взглядом. Узы теплой привязанности между ним и Феланом совершенно очевидны. Я вижу, что этот скромный садовник и арфист здесь в фаворе.

Дома близких друзей у меня нет. В Фелане я вижу человека, с которым мы могли бы подружиться, сложись обстоятельства иначе. Другие мне тоже нравятся: рыжеволосый Росс, высокий Шида и Флэнн, у которого всегда наготове шутка. Я учу их играть джиги и другие танцы, мы обмениваемся мелодиями собственного сочинения, а иногда и сами пускаемся в пляс, всегда тщательно выбирая для этого время.

После обеда Росс, Шида и Флэнн отправляются на урок друидического искусства. Я, как человек посторонний, присутствовать на нем не могу. Когда Фелан занят, я не сижу сложа руки – стираю одежду, мою посуду, подметаю полы, готовлю пергамент, чернила и перья для письма. Кормлю кур, уток и гусей. Помогаю строить глинобитную стену. И радуюсь, что меня всему этому научил отец. В кладовую и кухню не прошусь, хотя и мог бы. Но если продемонстрировать все, чему меня научила мама, могут возникнуть подозрения, что я не тот, за кого себя выдаю.

Все то и дело говорят о предстоящей церемонии, но те, кто постарше, в подробности в моем присутствии не вдаются, а ученики и сами многого не знают об обряде коронации. Я узнал, что его проведут в День летнего солнцестояния вскоре после рассвета на поляне между крепостной стеной и нашим лесом. За несколько дней до церемонии ученикам разрешат покинуть неметоны, чтобы они помогли все подготовить. В результате каждый из них волнуется, и меня это печалит. Выдержать, когда так ограничивают твою свободу, должно быть, трудно. Им запрещено говорить о своей жизни до того, как они ступили на этот путь – о семье, доме, друзьях, о любых узах, помогающих человеку быть тем, кто он есть. Вступая в братство, друид ни о чем таком больше не упоминает. Правила гласят, что с этого момента он совершенно новый человек, ступивший на новый путь. Те, кто когда-то знал и любил его во внешнем мире, о нем тоже больше не говорят. Он словно уходит навсегда. Это кажется мне ужасным. Я подозреваю, что в кругу семьи, между собой, близкие все равно вспоминают того, кого потеряли. Шепотом называют его по имени, вместе гордятся им, вместе печалятся и спрашивают себя, вспоминает ли он их с такой же любовью, которую они все так же чувствуют к нему.

Наступает день, когда у Фелана появляется свободное время – мастер Огр устал и, вместо запланированной ими дискуссии, ему надо немного поспать. Мы с Феланом играем на арфах. И он, и я одарены больше других учеников, а поскольку их рядом нет, потому что они на занятиях, мы с удовольствием устраиваем состязания в технике исполнения и идеях. Я уже собираюсь предложить сыграть еще одну вещь, но Фелан отодвигает арфу, встает и потягивается.

– День сегодня погожий, – говорит он, – можно пойти прогуляться. Я отведу тебя в дальний конец леса, оттуда открывается замечательный вид.

Я тоже отставляю арфу и вслед за ним выхожу из пещеры. День действительно теплый, солнце, пробиваясь сквозь лесную сень, заливает светом тропинку перед нами. Дорогу, по которой ведет меня товарищ, мне называли в числе запретных, но я об этом не заикаюсь. Просто иду бок о бок с Феланом, слушаю пение птиц и чувствую, что мне представилась какая-то возможность, хотя какая именно – понять пока не могу.

Идти довольно далеко. Из леса мы выходим на вершину холма, с которого действительно открывается вид на вереницу пастбищ, перемежающихся каменистыми выступами, а ниже, под нашими ногами, лежит озеро – настолько круглое, что его можно принять за зеркало. В нем отражаются синева летнего неба и барашки облаков. По краям полей, у глинобитных стен, растут дикие цветы. Прячась от солнца в тени деревьев, пасутся овцы и козы. То тут, то там виднеются крестьянские дома.

Здесь есть деревянная скамья. Мы с Феланом садимся и несколько минут молча любуемся пейзажем.

– Ты привел меня сюда, хотя мне здесь быть совсем не положено, – наконец говорю я, очень сомневаясь, что он намерен навлечь на меня неприятности или что он привел меня сюда по ошибке. Ведь Фелан – человек с одной стороны великодушный, с другой – умный.

– Угу. А я сейчас задам тебе вопрос, задавать который мне не положено.

Меня охватывает тревога. Неужели мой новый друг догадался, что я здесь с тайной миссией?

– Ну что же, спрашивай, – говорю я.

– Ты что-нибудь слышал о женщине, знахарке и сказительнице, которая живет на холме к востоку от замка? Ее дом стоит в лесу, но недалеко от дороги. Зная, как тебе нравятся легенды и песни, я подумал, что ты можешь о ней что-то знать или, возможно, даже сам пытался ее найти.

Такого вопроса я не ожидал. Я уже собираюсь ответить, но в этот момент в голове всплывает рассказ Арку о Дау.

– Я слышал, что на той самой дороге на человека налетела гигантская ворона, которая сбросила его с лошади. Он расшибся, и ему помогла какая-то женщина из местных. Насколько я понимаю, народу там живет немного, так что эта женщина вполне может быть твоей сказительницей. Но полной уверенности у меня нет. Мы по дороге сюда ее не встречали.

– Но она по-прежнему живет в том лесу? Жива и здорова?

– Если это та самая женщина, то, думаю, да.

А что это Фелан ею интересуется? Она что, его родственница? Мать? Бабушка?

– Но о ней упоминали только мимоходом. Если хочешь, я могу узнать подробнее.

Фелан улыбается, но за его улыбкой проглядывает беспокойство.

– Лучше не надо. Мы с ней дружили, пока я не вступил в орден. И мне жилось бы спокойнее, зная, что с ней… зная, что с ней все в порядке. А вот гигантская ворона… Это уже совсем странно.

– А ты сам таких тварей не встречал? В окрестностях о них ходят слухи, они дают крестьянам повод для тревог.

– Здесь мы в безопасности, – отвечает Фелан.

«От гигантских ворон возможно, – думаю я, – но не от тех, кто украл прямо у вас из-под носа бесценный инструмент».

– У меня тоже есть к тебе вопрос, – говорю я, – вероятно из тех, которые я не должен задавать, и не связанный с воронами. Если тебе нельзя на него отвечать, так и скажи.

– Звучит таинственно.

С дубов слетают маленькие птички и скачут у ног Фелана в погоне за насекомыми. Одна запрыгивает к нему на ботинок, и он улыбается.