Джульет Марильер - Арфа королей

– Милорд, – обладатель этого голоса даже не пытается скрыть радость, – парень не говорит и именно это пытается вам показать. Он немой.

– Подонок! Скотина!

Слышится звук удара, потом еще одного и новая волна ругательств.

Арку кладет ладонь на дверной засов, прикладывает к губам палец, веля нам молчать, и жестом дает понять, чтобы мы оставались на месте. О-хо-хо, как же мне хочется выйти и положить всему этому конец! Но Кире так поступать нельзя, и мне приходится себя сдерживать.

Арку открывает дверь, выходит во двор и дружеским тоном спрашивает, не может ли чем-то помочь. Теперь я все вижу, глядя мимо него в приоткрытую створку.

Дау прижали к стене рядом с воротами конюшни. Их трое, один по-прежнему сыплет проклятиями, двое других стоят рядом и хохочут. Пока Арку неторопливо шагает через двор, самый рассерженный из троицы бьет Дау в челюсть, и тот пошатывается. Судя по лицу парня, этот удар не первый. Я вполголоса ругаюсь, Брокк за моей спиной шепчет:

– Тсс!

– Проблемы? – спокойно спрашивает Арку.

Тот, что наседает на Дау, на этот раз слышит дядюшку Арта, молниеносно поворачивается и заносит кулак, чтобы ударить опять, примериваясь с такой яростью, что у меня нет ни малейших сомнений – присутствие Арку он заметил только сейчас. Сердце в груди падает, Брокк с шумом втягивает воздух. Злой – не кто иной, как Родан, наследник трона Брефны.

На наших глазах Арку поднимает ручищу, хватает принца за запястье и держит.

Брокк шепотом ругается. У меня перехватывает дух. Дау выпрямляется и смотрит через двор прямо на нас. Избитым и с таким бледным лицом я видела его и раньше, но то, что произошло сегодня, намного превосходит ту ночь в Амбаре. Я уверена, что он меня видит, и в знак уважения киваю. На его месте я бы сейчас уже точно ввязалась в драку. Не смогла бы сдержаться. Что же до его молчания, то я вдвойне рада, что эта непростая роль досталась не мне. Пока Родан смотрит на Арку, Дау поднимает сжатую в кулак руку и на миг прижимает к груди. Таким жестом воин признает в другом товарища.

– Эй, приятель, что ты делаешь? А ну отпусти! Разве ты не знаешь, что…

– Прошу прощения, милорд, – говорит Арку, не выпуская запястья принца, – я услышал крики. Подумал, что у вас неприятности, но теперь вижу – вам ничего не грозит. С моей стороны это была ошибка.

Он смотрит на Дау и добавляет:

– Ты ранен, молодой человек?

Дау, ссутулившись, не отрывает глаз от земли.

– У этого малого не все в порядке с головой, – говорит один из двух других, в которых я узнаю друзей Родана – Крина и Колла, – ты ничего от него не добьешься.

– Немедленно отпусти меня или я тебя поколочу!

Родан напрочь позабыл о Дау и весь свой гнев перенес на Арку.

– Ты что, дебил, не знаешь, что принца Брефны нельзя касаться! И какое тебе вообще до этого дело? Ты ведь бродячий музыкант, так? Как ты вообще здесь оказался?

Арку его отпускает.

– Мы репетируем перед вечерним представлением, милорд. Стараемся отыскать удобное местечко подальше от дома, чтобы не донимать никого шумом. Поэтому я, сам того не желая, услышал ссору. Ага, а вот и ваш страж.

Это не Горв, а второй, Буах. Он стрелой мчится сюда. За его спиной размашисто шагает мастер Брондус. Родан дышит тяжело, будто только что поучаствовал в схватке по всем правилам, а не продемонстрировал в одностороннем порядке свое умение запугивать. Буах берет принца под руку. Такую хватку мне доводилось видеть и прежде. На вид вроде дружеская, но вырваться нельзя. Страж что-то шепчет принцу на ухо. Брондус бросает на Арку вопросительный взгляд.

– Раз так, милорд, то позвольте откланяться. Уверяю, что не хотел причинить вам никакого вреда.

Арку подобострастно кланяется и размеренным шагом возвращается к нам. Остановить его никто не пытается. Как только он входит в комнату для репетиций и запирает за собой дверь, голосов мы больше не слышим. Хотя сквозь щелочку в ставнях я вижу, как Брондус кладет на плечо Родану ладонь. Буах выпускает руку принца. Крин с Коллом быстро уходят с конюшенного двора. Брондус что-то говорит Дау и тот ковыляет обратно на конюшню. Я понимаю, что стражи не только охраняют принца, чтобы ему никто не причинил вреда, но и держат в узде его самого, когда он выходит из себя.

– Играем дальше, – шепчет Арку, отходя от окна, – останемся здесь, пока все не разойдутся.

Брокк садится и начинает играть вступление к «Скачущему Артагану», хотя мы знаем его так давно, что можем не репетировать. Вступает со своим кельтским бубном Арку, стараясь играть не очень громко. Но я стою в нерешительности, подглядывая в щелку между ставнями. Стою достаточно долго, чтобы увидеть, как Иллан, вероятно работавший на конюшне, проходит по двору и что-то говорит, сопровождая слова энергичными жестами. Брондус слушает, а Родану, судя по виду, становится все неуютнее. Буах по-прежнему здесь, но теперь держится начеку. Дау больше не появляется.

– Кира, – говорит Арку, не прекращая играть, – без партии свирели нам не обойтись.

А когда я вступаю, тихо говорит под прикрытием пронзительного звука дудочки:

– Я выясню, что именно там произошло, и дам вам знать. Нам стало известно кое-что, и радости от этого мало. Вам двоим свое мнение лучше держать при себе. Вы знаете, где мы находимся. И знаете, для чего нас наняли. Сосредоточьтесь на этом. А заодно и на музыке.

Он ускоряет ритм, заставляя меня трудиться в поте лица. Потому что знает – как бы быстро он ни играл, мне в любом случае нельзя от него отставать. Брокку тоже, но он может сыграть что угодно. Если бы я так не любила брата, то наверняка бы ему завидовала.

Что же касается Дау, то ему я точно завидую, хотя и рада, что мне не пришлось оказаться на его месте. Вспоминая, как он, бледный, стоял у стены под градом ударов, я подозреваю, что гордый сын вождя клана в этой ситуации проявил себя блестящим шпионом. А вот в отношении морковки, маленькой лошадки и мига его доброты, даже не знаю, что и думать.

Будущий король Брефны наносит мне кулаками некоторые повреждения. Стоять неподвижно и позволять ему себя молотить – хотя справиться с ним можно в два счета, потому что он не боец, а всего лишь петух – испытание не из легких. До сегодняшнего дня мне казалось, что я навсегда запер под замком то свое воспоминание. Но когда Родан начинает на меня орать и обрушивает град ударов, время обращается вспять, и я опять вижу, как братья тащат меня в погреб, швыряя друг другу, как куклу, до тех пор, пока я не утрачиваю контроль над кишечником. А потом бросают, я лежу в дерьме, сгораю от стыда, плачу и дрожу. Они позаботились о том, чтобы оставленные ими синяки были скрыты одеждой. Но это неважно. Им прекрасно известно, что я ничего не скажу. Гарантией этому служат их угрозы. Позже отец лупит меня за то, что я испачкал одежду. И теперь, когда Родан сыплет ругательствами и колотит меня, а его дружки стоят рядом и ухмыляются, тот далекий день медленно выползает из своего потайного закутка.