Джульет Марильер - Арфа королей

Теперь, при свете дня, я сижу на лежанке, стараясь не потревожить сидящее рядом колючее существо. Беру чашку, которую оно мне предлагает, и пью. Вчера мне принесли пищу, по их словам, из мира людей, и я поел, потому что не могу писать стихи на голодный желудок. Мне пришлось много часов сидеть в этой маленькой хижине и слушать рассказы подданных Эрньи – о красоте лесов, об опасности, которую таят в себе волки, орлы и вороны; о красоте весенних первоцветов, о ярких крыльях бабочек; о рождении младенцев, хотя такого, как мне сказали, не было уже давно. Они принесли мне перья, чернила и кору ивы, чтобы я мог на ней писать. Когда чернила заканчивались, похожее на белку существо приносило в половинке яичной скорлупы следующую порцию. Я слушал, запоминал и записывал до тех пор, пока открытые глаза не отказались что-либо различать, а строчки не спутались в клубок на лежавшей передо мной дощечке. Распрощавшись с последним посетителем, я прилег на лежанку, намереваясь пару часов поспать и встать отдохнувшим. Но коварное тело повело себя иначе, а подданные Эрньи меня не разбудили. Я не только проспал весь остаток ночи, но и, по всей видимости, прихватил приличную часть утра. За окном ярко светит солнце, я потерял кучу бесценного времени.

– Вода для умывания у двери, – говорит еж, – еда на маленьком столике. Из твоего мира. Так что ешь и не бойся. Ее принесли Травка-Мотылек и Шапочка-Крохотка.

О боги, я чувствую себя так, будто вот-вот опять упаду и просплю до самого вечера. Но вместо этого потягиваюсь и с трудом поднимаюсь на ноги.

– Спасибо. Как тебя зовут?

– Шубка-Чертополох.

Когда я, спотыкаясь, бреду к столу, за которым работал вечером, существо добавляет:

– Сначала умойся, потом поешь. И только после этого займись музыкой.

– Но…

Что «но»? Шубка-Чертополох совершенно прав, я не смогу достойно справиться с работой, которая нужна Эрнье, если ослабею от голода. И если мне суждено пока оставаться в этом крохотном домике и спать в этой постели, то вряд ли есть смысл отказываться содержать себя в чистоте.

– Конечно. Спасибо тебе.

Вскоре я уже готов вновь приступить к работе. Хотя арфа, которую мне принесли, старая и незамысловатая, настройка у нее просто идеальная. Она легче моей, но хорошо мне подходит. К тому же, на ее звуки вокруг неизменно собираются слушатели. Едва я успеваю разогреться «Скачущим Артаганом», как в дверном проеме хижины уже теснится горстка небольших существ, а другие заглядывают в крохотные окошки. Под их неусыпным присмотром я пробую сыграть мелодию, над которой работал, – серьезную и торжественную, соответствующую моменту. Собравшиеся смотрят и слушают, словно зачарованные, словно в музыке сокрыта магия. Меня это печалит. Эрнья сказала, что барда среди них больше нет, но у нее самой восхитительный голос, кроме того, у них наверняка есть и другие исполнители. Надо найти время и забавы ради предложить им несколько песен, чтобы они мне подпели. Ничто так не ободряет сердца, как музыка.

В какой-то момент, когда я сижу и сражаюсь с рифмами, тишину сотрясает пронзительный крик. Звук внезапно обрывается, я роняю перо и тянусь к поясу за ножом, которого там нет. Оглядываюсь в поисках какого-нибудь оружия, но так ничего и не нахожу. Ничего страшного, я же воин с Лебяжьего острова. Небольшие создания, толпившиеся в дверном проеме и заглядывавшие в окна, исчезают. Я слышу, как они бросаются бежать. Где-то наверху шумно хлопают крылья.

Я осторожно выхожу за дверь. Пока никого не вижу. Я поднимаю палку, достаточно тяжелую, чтобы причинить вред, но достаточно легкую, чтобы ею можно было орудовать одной рукой, и направляюсь к тому месту, где обычно собирается Маленький народец. Там стоит Рябинник – тоже с увесистой палкой в руке и с ножом за поясом. Оружие видно достаточно хорошо, чтобы понять, что сделано оно из кости.

– Что случилось? – спрашиваю я, когда он машет мне, приглашая следовать за ним по узкой боковой тропинке меж зарослей ежевики. – Воронье племя напало?

– Они забрали Травку-Мотылька и Шапочку-Крохотку. Ты поможешь?

С этими словами он бросает взгляд на палку в моей руке.

– Если смогу. Сколько их?

– Неизвестно. Они боятся огня, но мы не можем развести его здесь, где так густо растут деревья. Нам придется дать им бой на открытом месте.

Нам . Он хочет сказать, что мы с ним вдвоем должны выступить против стаи злобных крылатых созданий?

– Но…

– Наша магия против них бессильна. Огонь. Мужество. И все, что ты, бард, только сможешь предложить. Вперед!

Плотный кустарник уступает место каменистой почве, кое-где поросшей травой. Перед нами простирается поляна, посреди которой лежит маленькая окровавленная фигурка. Лежит без движения. Я собираюсь броситься к ней, но Рябинник меня останавливает.

– Нет, – шепчет он, – это ловушка.

– Но она может быть еще жива.

Я сын знахарки и мог бы ее спасти.

Рябинник яростно машет рукой. Нет. Жди.

Я их вижу. Они уселись на дубе по ту сторону поляны. Четыре… нет, пять тварей с темными крыльями, чем-то похожих на ворон, хотя я никогда не видел у этих птиц таких странных глаз и столь уродливых когтей. Это не птицы, а существа, маскирующиеся под ворон, чтобы скрыть свою истинную природу. Одно из них расправляет крылья, устремляется через поляну и садится где-то над нашими головами. Может, они нас заметили?

– Огонь, – произносит одними губами Рябинник.

Я их вижу: цепочку маленьких созданий с факелами в руках, показавшихся из-за каменного выступа и уверенно идущих к поляне. Ведет их сама Эрнья – высоко подняв голову и крепко сжимая в руке факел. За ней шагает мудрая Ночная Тень, а следом – остальные, такие маленькие. О, всемогущие боги! Я не знаю, что это – акт высшего мужества или безрассудная жертва, знаю лишь, что должен им помочь. Рябинник, должно быть, задумал с моей помощью заманить Воронье племя на этот огонь. Неразумная стратегия. Выйдя из укрытия, мы не успеем сделать и десяти шагов, как нас убьют. И если в заложниках у врага кто-то из Маленького народца, то этот заложник тоже умрет. Я могу сражаться и погибнуть, как и подобает воину с Лебяжьего острова. Но я не только воин, но и бард. И самое главное мое оружие – это голос.

«Отойди!» – машу я Рябиннику. Выхожу из укрытия, делаю глубокий вдох и пою. В этой песне нет слов, одна лишь скорбь, наводящая ужас. Прежде я никогда не издавал таких звуков. Во мне пульсирует их мощь, от меня исходит их сила, присущий им ужас заполняет окружающее пространство, от них дрожат и трепещут листья. На солнце набегает туча, и над поляной проносится порыв ветра, ледяного, как сама смерть.

Эрнья с подданными замирают на месте, высоко подняв факелы и образовав огненный барьер. Воронье племя над моей головой ерзает на своем насесте и как-то странно каркает. Одна из тварей пикирует на меня. Мною словно овладевает безумие, я мужественно стою и не пригибаюсь, даже когда она подлетает ко мне настолько близко, что задевает крылом щеку. На миг мы встречаемся взглядами, и я вижу в ее глазах не бешенство, не вызов, а подлинный ужас. Рядом стоит Рябинник, полосуя костяным ножом. Настоящий воин! Тварь падает и бьется на земле. Рябинник добивает ее палкой. Метя прямо в него убийственным клювом, вперед бросается еще одна тварь. Он не успевает выхватить нож. Я наношу удар палкой, птица кричит, взмывает по кривой спирали ввысь, и вот ее уже не достать. Я слышу, как она падает в заросли ежевики на противоположном краю поляны.