Холли Блэк - Жестокий принц

Портниха приходит на следующий день, сразу после полудня – это фейри с длинными пальцами по имени Брамблвефт. Ноги чуть выгнуты назад, отчего походка несколько странная. Глаза, как у козы, карие, с черной горизонтальной линией по центру. Платье на ней – образчик собственной работы: тканое, с вышитыми колючками и шипами, образующими идущий по всей длине полосатый узор.

С собой портниха принесла рулоны тканей: плотной золотой; переливчатой, как радужные крылышки жука; шелковой, легкой, как паутинка, и такой тонкой, что ее можно трижды продеть в игольное ушко, но притом достаточно прочной, так что резать ее нужно серебряными, вечно острыми ножницами; пурпурной, прошитой золотыми и серебряными нитями и такой яркой, что она, подобно лунному свету, разливается по подушкам.

Все образцы развешаны на диване в гостиной Орианы – на наше обозрение. Приходит даже Виви и с рассеянной улыбкой пробегает пальцами по ткани. В мире смертных ничего подобного нет, и ей это прекрасно известно.

Нынешняя служанка Орианы, косматое, высушенное существо по имени Тодфлосс, приносит чай и кексы, мясо, орехи и джем – все свалено кучкой на огромном серебряном подносе. Я наливаю себе чай, без сливок, надеясь успокоить желудок.

Ужас последних дней не отпускает, то и дело отзываясь непроизвольной дрожью. Память об эльфийском фрукте подступает к горлу, вызывая и другие картины: потрескавшиеся губы слуг в доме Балекина, звук ударов кожаным ремнем по обнаженной спине принца Кардана.

И мое собственное имя на листке из книги. Я думала, что знаю, как сильно он ненавидит меня, но, глядя на ту бумажку, поняла, что даже не представляла всю глубину его ненависти. А ведь принц еще больше возненавидит меня, если узнает, что я видела его на коленях, избитого слугой. И то, что этим слугой был смертный, лишь добавит дозу ярости.

– Джуд? – окликает Ориана, и я ловлю себя на том, что смотрю в окно, за которым меркнет свет уходящего дня.

– Да? – Я изображаю беззаботную, лучезарную улыбку.

Тарин и Вивьен смеются.

– О ком это ты думаешь с таким мечтательным выражением? – спрашивает Ориана, и Виви снова смеется. Тарин молчит, наверно, думает, что я тронулась.

Качаю головой – только бы не покраснеть.

– Нет, ничего такого. Я просто… Неважно. Так о чем мы говорили?

– Швея хочет снять мерку. Ты ведь самая младшая.

Смотрю на Браблвефт, которая уже держит в руке мерную ленту.

Поднимаюсь, становлюсь на приготовленный ящик, развожу руки. Сегодня я хорошая, послушная дочь. У меня будет красивое платье. И я буду танцевать на коронации принца Даина, пока не собью в кровь ноги.

– Не хмурьтесь, – говорит портниха и, прежде чем я успеваю извиниться, добавляет негромко: – Мне было сказано пошить платье с карманами, чтобы спрятать оружие, яд и прочие безделушки. И, конечно, нам еще нужно представить вас в наилучшем виде.

От удивления я едва не падаю с ящика.

– Чудесно, – шепчу в ответ вместо благодарности. Фейри не верят в словесные благодарности. Они верят в долги и сделки, а того, кому я обязана больше всего, здесь нет.

Расплаты ждет принц Даин.

Она улыбается с булавкой во рту, и я улыбаюсь в ответ. Я расплачусь с ним, хотя, похоже, и с большими процентами. Он еще будет гордиться мной. А вот остальные очень, очень пожалеют.

Поднимаю голову и натыкаюсь на недоверчивый взгляд Виви. Следующая на примерку – Тарин. Она становится на ящик, а я отхожу в сторону и наливаю еще чаю. Потом съедаю кекс и полоску ветчины.

– Куда это ты ходила вчера? – интересуется Виви, наблюдая, как я, с жадностью хищной птицы, проглатываю мясо. Голод проснулся. Раздумываю, как бы избежать допроса по дороге в Холлоу-Холл. Отмолчаться не получится, но и объяснить толком невозможно – мой язык под заклятием. Пожимаю плечами.

– Я тут заставила одного мальчишку рассказать, что случилось, – продолжает Виви. – Ты ведь могла умереть. А живой осталась только потому, что им не хотелось заканчивать игру.

– Они такие, какие есть, – напоминаю я. – Ничего не поделаешь, так здесь устроено. Хочешь, чтобы мир был другим? Увы, мы попали сюда.

– Этот мир не единственный, – негромко говорит она.

– Он – мой, – говорю я, а в груди колотится сердце. Прежде чем Виви успевает возразить, встаю. Иду потрогать ткань, но руки дрожат и ладони влажные от пота.

С того дня, как притащилась домой в одном белье, я стараюсь не думать о случившемся. Боюсь, что если дам волю чувствам, то уже не смогу это вынести.

Этот жуткий случай не первый, что я пережила и засунула в дальний уголок памяти. Только так я с этим и справляюсь, и если есть другой способ, то мне он неизвестен.

Сосредотачиваюсь на ткани, жду, пока снова смогу дышать ровно, пока не рассеется паника. Сине-зеленый бархат напоминает озеро в сумерках. Какая изумительная, фантастическая ткань, расшитая мотыльками и бабочками, папоротниками и цветами. Я поднимаю ее, а под ней другой рулон – чудесного цвета серого тумана с дымчатой рябью. Все такое красивое. Платья из таких тканей носят принцессы в сказках. Конечно, Тарин права. С теми принцессами всегда случается что-то плохое. Их колют тернии, их травят яблоками и выдают замуж за собственных отцов. Им отсекают руки, а их братьев превращают в лебедей, возлюбленных рубят на куски и сажают в горшки с базиликом. Их рвет брильянтами, а когда они идут, то как будто ступают по лезвиям ножей.

И все же они ухитряются выглядеть милыми и прекрасными.

– Хочу вот это. – Тарин указывает на рулон ткани с вышивкой у меня в руках. Мерку с нее уже сняли, и теперь на ящике, разведя руки, стоит Виви. При этом она не сводит с меня глаз, словно дает понять, что читает все мои мысли.

– Этот материал первой выбрала твоя сестра, – качает головой Ориана.

– Пожааааалуйста, – жалобно обращается ко мне Тарин и, склонив голову набок, смотрит на меня из-под ресниц. Она и шутит и не шутит. Ей нужно выглядеть лучше всех для того мальчика, который, как предполагается, заявит о своих намерениях на коронации, и она действительно не понимает, какая польза мне оттого, что я буду красивой, при моих-то обидах и раздорах.

Я принужденно улыбаюсь и кладу рулон на диван.

– Он весь твой.

Тарин чмокает меня в щеку. Похоже, тучка в наших отношениях испарилась. Если бы все проблемы в моей жизни решались так вот просто.

Выбираю другой материал, темно-синий бархат. Вивьен останавливается на фиалковом, который, когда она вешает его на руку, кажется серебристо-серым.

Последняя в очереди – Ориана. Для себя она берет голубовато-розовый, для Оука – бледно-зеленый.

Брамблвефт делает первые наброски – пышные юбки, изящные маленькие накидки, корсеты с вышитыми на них причудливыми существами.