Маргарет Роджерсон - Магия ворона

В конце концов, это был приворот. Если бы я могла чувствовать его присутствие, это бы значило, что работает он плохо.

Я еле сдержалась, чтобы не застонать, поднимаясь на ноги и очень надеясь, что мои колени успеют прийти в себя, когда настанет время танцевать. Последним мне позировал высокий серьезный фейри по имени Морозник; он принял портрет из моих рук, благодушно поклонившись, и пошел прочь, рассматривая его. Скоро он прижал рукав ко рту, сдерживая внезапный смешок. Потом он засмеялся снова, споткнулся и прислонился к дереву, беспомощно хихикая, ловя ртом воздух. Его веселье не было управляемым, нечеловеческим, оно граничило с истерикой.

На портрете я изобразила его смеющимся.

По коже у меня пробежали мурашки. Я опустилась на колени, чтобы прибрать свое рабочее место, зачем-то приводя в порядок чашки и оставшиеся куски бересты. Морозник отошел достаточно далеко, чтобы, если повезет, никто не заметил и не связал его поведение со мной.

И тогда я заметила Наперстянку. Она замерла на лужайке, на мгновение забыв свою игру в кегли, и смотрела на него с подозрительным прищуром. Когда Морозник разразился хохотом и рухнул на землю, хватаясь за живот, она резко обернулась и вперила в меня яростный взгляд, раздув ноздри, вытянувшись в струну.

– Изобель, – позвал Овод, сидевший на троне.

Я собралась с духом и подняла голову. Он не улыбался; выражение его лица, спокойного и приятного, было тем не менее очень серьезным. Вот и все. Мой последний портрет. И последний час.

– Мне кажется, Жаворонок хочет тебе кое-что сказать, – всего-то добавил он.

Чашка выскользнула из моей нетвердой хватки и с тихим звоном стукнулась об остальные.

Жаворонок, все это время стоявшая рядом с ним, скрывшись за цветущими ветками трона, засеменила мне навстречу. Она присела в глубоком реверансе; ее лицо при этом оставалось абсолютно спокойным.

А потом, к моему величайшему удивлению, она разревелась.

– Я… ты… п-прости, что превратила тебя в кролика, Изобель, – выдавила она сквозь слезы. Огромные, горькие капли текли по ее щекам и капали с подбородка; фейри громко хлюпала носом. Я задумалась, не подражает ли она мне, ведь только меня Жаворонок в своей жизни видела рыдающей. Имитация получилась не очень лестной. – Я просто… я просто хотела с кем-нибудь поиграть.

Смеялся ли до сих пор Морозник? Смотрела ли на меня Наперстянка? Заметил ли кто-нибудь еще? Я не смела оглядываться. Сделав над собой усилие, заставила себя не отводить взгляда от Жаворонка. Несмотря на то что она сделала со мной, мне действительно стало ее жалко.

– Я тебя прощаю, Жаворонок.

– Мы останемся подругами? – жалобно прохлюпала она.

– Да, конечно, – сказала я и добавила для острастки: – Только больше не шути со мной так.

– О, хорошо! – Ее уродливые слезы мгновенно высохли, и на фарфоровом кукольном лице не осталось ни следа влаги или румянца. Ну разумеется, она просила прощения не потому, что причинила мне вред или напугала меня. Она просто жалела, что превратила меня в кролика, потому что ее на этом поймали и наказали.

– Тогда пойдем со мной, – сказала она. – Бал скоро начнется, и тебе нужен наряд. Я уже выбрала для тебя платье. Оно тебе страшно понравится, оно…

Кто-то вдруг ударил ее по руке, которой она потянулась ко мне. Сначала я решила, что это Грач. Но нет: рядом с нами стояла Наперстянка. Ее губы растягивала холодная безжизненная улыбка. Жаворонок спала с лица. Она быстро отдернула руку, прижимая ее к груди, но я все равно успела заметить длинный тонкий порез, быстро исчезающий на тыльной стороне ее ладони, как будто удар бритвенно-острых когтей какого-то зверя.

– Мне кажется, ты уже достаточно времени провела в компании нашей милой Изобель. Разве ты не согласна со мной, дорогая? – Улыбка Наперстянки фальшиво потеплела, когда она обернулась ко мне. – Жаворонок еще так молода. Она желает вам добра, но ее компания – не самая подходящая для смертной девушки. У меня в то же время большой опыт общения с людьми. И обширный гардероб, полный сотен платьев, которые я собирала на протяжении всей своей долгой, долгой жизни. – Она снова бросила быстрый взгляд на Жаворонка, наслаждаясь последствиями так точно нанесенного удара. – Лучше иди со мной.

Внутри у меня все сжалось от одной мысли о том, чтобы остаться наедине с Наперстянкой. Даже если бы меня заперли в одной клетке с голодным тигром, и то было бы больше шансов выжить. Но если я откажу ей на глазах у всего двора, что она скажет тогда?

– Нет, – шагнула вперед Крапива. – Почему бы тебе не пойти со мной? Я совсем недавно начала посещать Каприз, но там уже только и разговору, что о моих заклинаниях.

Я едва успела заметить, как лицо Наперстянки мгновенно и яростно превратилось в жуткую гримасу.

Все больше фейри начали обступать меня. Вскоре я оказалась окружена шумной хваткой толпой: несколько десятков бессмертных женщин сражались за привилегию одолжить мне маску и одеяние, как жадные дети за игрушку, которую они скорее разорвут на части, чем согласятся с кем-то разделить. Я искала глазами Грача, но, когда мне удалось заметить его, он уже был далеко, почти у самого края опушки. Овод шел подле него, размахивая развязанным галстуком в одной руке, а другую по-отечески положив ему на плечо.

Мы решились на приворот как раз на случай подобных ситуаций. Магия других фейри, кроме Грача, не действовала на меня, и если бы кто-то попытался нанести мне физический вред, то он бы это почувствовал. Но когда такая толпа теснила и хватала меня, я была не в силах усмирить растущую клаустрофобную панику логическими размышлениями.

Почему это происходило только сейчас? С моего самого первого дня при весеннем дворе Жаворонок завладела моим безраздельным вниманием без всякой конкуренции. Я поискала ее глазами, но нигде не заметила. В отличие от Грача, она как будто испарилась.

У меня перехватило дыхание. Я знала ответ: Жаворонок показала свою слабость. Как хищники, фейри увидели, что она оступилась, и набросились на нее. И сейчас они решали, кто займет ее место.

Высоко над моей головой, незримая за головами фейри, обступившими меня, хрустнула ветка, как будто что-то приземлилось на нее среди листвы. Я увидела вороньи перья… или это просто темно-кровавые гранаты сверкнули у Наперстянки в волосах? Я не видела. Не слышала. И мне не хватало воздуха – их дикий животный запах душил меня. Голова закружилась, и я напряглась, собираясь в следующий момент рвануться прочь, расталкивая толпу, чтобы сбежать из этих тисков запаха, шума и нежеланных прикосновений, чего бы мне это ни стоило.

– Перестаньте, – раздался мягкий тонкий голосок. Почти никто не услышал этих слов. Та, которой этот голос принадлежал, подошла к толпе и стояла там, крепко сжав кулаки.