Джордж Мартин - Игра престолов. Часть I

– Лорд, – начал мастер нерешительно, – он не назвался, и у него не было герба на одеждах. Он заплатил золотом – дал в два раза больше, чем обычно, и сказал, что платит, во‑первых, за обучение, а во‑вторых, за молчание.

– Опиши его.

– Крепкий, круглый в плечах и не такой высокий, как вы. Коричневая борода, но в ней была рыжина, клянусь. Богатый плащ, это я помню, тяжелый пурпурный бархат, шитый серебряными нитями, но капюшон прятал голову, и я не разглядел лица. – Он помедлил мгновение. – Милорд, я не хочу неприятностей.

– Никто из нас не хочет неприятностей, но, увы, настали тревожные времена, мастер Мотт, – произнес Нед. – Ты знаешь, кто этот мальчик.

– Я всего лишь оружейник, милорд, и знаю лишь то, что мне говорят.

– Ты знаешь, кто этот мальчик, – терпеливо повторил Нед. – И это не вопрос.

– Парень этот – мой ученик, – ответил мастер и поглядел в глаза Неда взглядом упрямым и твердым, как старое железо. – А кем был до того, как попал ко мне, не мое дело.

Нед кивнул, он решил, что оружейник Тобхо Мотт нравится ему.

– Если настанет день, когда Гендри захочет не ковать меч, а пользоваться им, пришли его ко мне. Он похож на воина. А пока я благодарю тебя, мастер Мотт, и обещаю, что если мне потребуется шлем, чтобы пугать детей, я немедленно отправлюсь к тебе.

Охрана ждала снаружи возле коней.

– Ну как, что-нибудь отыскали, милорд? – спросил Джекс, когда Нед сел в седло.

– Нашел, – ответил Нед в раздумье. Что потребовалось Джону Аррену от королевского бастарда, и почему это стоило ему жизни?

– Миледи, вам следовало бы покрыть голову, – сказал сир Родрик. Кони их шли на север. – Простудитесь.

– Это всего лишь вода, сир Родрик, – ответила Кэтлин.

Ее волосы стали влажными и тяжелыми, выбившаяся прядь прилипла ко лбу, она вполне понимала, насколько неопрятной кажется ныне, но на этот раз ей было все равно. Южный дождь – ласковый, теплый. Кэтлин нравилось прикосновение капель к лицу, мягкое, как поцелуй матери. Она словно бы вернулась в свое детство, в долгие серые дни Риверрана. Кэтлин вспомнила богорощу, поникшие ветви, тяжелые от воды, смех брата, гонявшегося за ней между грудами сырой листвы. Она вспомнила, как делала вместе с Лизой пироги из грязи, почувствовала их приятную тяжесть, коричневую скользкую глину, выступавшую между пальцев. Хихикая, они подавали их Мизинцу, тот однажды даже наелся глины и прохворал целую неделю. Какими маленькими они тогда были.

Кэтлин почти забыла об этом. На севере дождь всегда был холодным и жестоким; иногда ночами он превращался в лед. Дождь этот мог напитать урожай, а мог и убить, и даже взрослые люди прятались от него. Под северным дождем маленькие девочки не играли.

– А я весь промок, – пожаловался сир Родрик. – До костей. – Лес плотно обступил их, ровный стук дождя по листве сопровождал негромкое чавканье, когда лошади высвобождали копыта из грязи. – Сегодня нам нужен будет огонь, миледи, и горячая еда не помешает нам обоим.

– Впереди у перекрестка есть постоялый двор, – сказала ему Кэтлин. В юности она нередко ночевала там, когда путешествовала с отцом. Лорд Хостер Талли в расцвете сил не знал отдыха: он всегда куда-нибудь да ездил. Кэтлин еще помнила содержательницу постоялого двора, толстуху по имени Маша Хеддл, днем и ночью жевавшую кислолист и имевшую, казалось, бесконечный запас улыбок и сладких пирогов для детей. Пироги ее сочились медом и были приятны на вкус, но тогда Кэтлин боялась этой улыбки, потому что жвачка навсегда окрасила зубы Маши в багровый цвет, превращая ее улыбку в кровавый ужас.

– Гостиница, – с тоской повторил сир Родрик. – Если бы… Но мы не можем рисковать. Если мы хотим остаться неузнанными, лучше отыскать небольшую крепость… – Он умолк, заслышав впереди на дороге звуки: плеск воды, звяканье металла, ржание коней. – Всадники, – предупредил сир Родрик, опуская руку на рукоять меча. Даже на Королевском тракте осторожность никому не вредила.

Звуки приближались из-за неторопливого изгиба дороги, и они наконец заметили встречных: колонну вооруженных мужчин, с шумом переправлявшуюся через раздувшийся ручей. Кэтлин остановилась, пропуская их. Знамя в руке первого из всадников намокло и висело тряпкой, но воины были облачены в индиговые плащи, и на их плечах летел серебряный орел Сигарда.

– Маллистеры, – шепнул сир Родрик, как будто она не знала. – Миледи, лучше опустите капюшон на голову. – Кэтлин не шевельнулась.

Лорд Джейсон Маллистер ехал во главе своих рыцарей, сын Патрек около, а оруженосцы следовали за ними. Путь их лежал к Королевской Гавани, на турнир десницы, это было понятно. В течение последней недели путников на Королевском тракте было что мух. Рыцари и вольные всадники, певцы с арфами и барабанами, тяжелые фургоны, груженные хмелем, зерном, бочонками с медом; торговцы, ремесленники, шлюхи – все они направлялись на юг.

Кэтлин отважно поглядела на лорда Джейсона. Последний раз она видела его на собственном брачном пиру, он обменивался шутками с ее дядей; Маллистеры были знаменосцами Талли, и он поднес новобрачной пышные дары. Каштановые волосы теперь чередовались с белыми, лицо со временем стало угловатым и изможденным, и все же годы не умерили гордости лорда Джейсона. Он ехал как человек, который ничего не страшится. Кэтлин позавидовала ему: ей приходилось бояться слишком многого. Когда всадники подъехали, лорд Джейсон коротко кивнул, но это был только жест – любезность знатного лорда к встреченным путникам. Узнавание ни на мгновение не промелькнуло в его свирепых глазах, а сын лорда даже не соизволил поглядеть на нее.

– Он не узнал вас, – удивился сир Родрик.

– Он увидел на обочине дороги пару забрызганных грязью путников, мокрых и усталых. Ему даже в голову не пришло, что здесь может оказаться дочь его сюзерена. По-моему, мы можем спокойно остановиться в гостинице, сир Родрик.

Уже почти стемнело, когда они добрались до постоялого двора, расположенного на перекрестке дорог к северу от великого слияния у Трезубца. С момента последней с Кэтлин встречи Маша Хеддл еще более растолстела и поседела, она до сих пор жевала свой кислолист, но удостоила их лишь самым поверхностным взглядом без всякого намека на пугающую кровавую улыбку.

– Две комнаты наверху – это все, что у меня есть, – сказала она, не прекращая жевать. – Они под колокольней, так что еду вы не пропустите, однако некоторые считают, что там слишком шумно, но я ничего не могу сделать. Гостиница набита битком, точнее, почти битком. Словом, вы ночуете или в этих комнатах, или на дороге.

Комнатушки, низкие и пыльные мансарды, располагались наверху тесной узкой лестницы.