Келли Крэй - Сердце призрака

Но женщина ничего не ответила. И, прежде чем ее тонкая фигура растворилась в сером тумане, она предупреждающе прижала к губам указательный палец в кружевной перчатке.

Я не понимал, какой осколок моей души она олицетворяет, и был бы рад, если бы она ушла прочь. Но ее медленное исчезновение, как и внезапное появление, пробудило во мне всепоглощающий ужас, который я не испытывал с той кошмарной ночи, когда египетский жрец оставил меня со всем, что я у него украл, но не смог вернуть, а потом снова спустился в загробный мир, оставив меня наедине с… самим собой.

Каким бы сильным ни был мой страх перед новой маской, он не мог сравниться с глубоким чувством стыда, которое я испытывал из-за жреца, чей вечный покой я бездумно нарушил.

Его страх и боль от внезапного пробуждения я теперь очень хорошо понимал.

Украв его сердце, оставил ли я ему выбор? Неудивительно, что в отместку он захотел вынуть мое.

И, хоть мое раскаяние за ужасные поступки на протяжении десятилетий обжигало мне сердце, в конечном итоге оно привело жертву домой, и это немного заглушало мою нескончаемую боль.

Но… появление этой незнакомой маски лишило меня малейшей порции утешения. Чем еще она могла быть, кроме как твердым доказательством того, что все это происходит снова? Что из-за своего духовного затмения я подписался на более серьезный душевный долг?

Кем бы ни была эта маска, она служила зловещим напоминанием, что ответ на более великую и страшную тайну всегда заключался в вопросе о том, какая часть меня была настолько порочна, чтобы осквернить освященную форму жреца и нарушить его священный сон в погоне за собственной выгодой.

Это говорило о том, что я все еще не знал себя достаточно хорошо, чтобы сказать это даже спустя столько времени. Ответ, которого я так боялся и ненавидел, бесконечно крутился в моей голове: эта развращенность – спесь высокомерия и гордости – таилась в каждой маске.

Моя душа легко раскололась на тысячи осколков, а ее природная хрупкость шептала, что рано или поздно это должно было случиться. Это намекало на более ужасную развязку.

Истинной причиной необратимости проклятия… был я сам.

Не в силах сосредоточиться на уроках, всю первую половину дня я размышляла о своем последнем сне с Эриком. Снова и снова в моей голове эхом разлетались его загадочные ответы, снова и снова я пыталась их расшифровать без единого намека на успех. Затем прозвенел звонок на обеденный перерыв, и, несмотря на приглашение Лукаса пойти в спортзал, я направилась в кафетерий. Убеждая себя в том, что изменить свое решение и найти Лукаса было плохой идеей, я вклинилась в огромную очередь. В голове кружилась только одна мысль: «Как отреагировала бы Шарлотта на то, что я, как ни в чем не бывало, прерву репетицию, которую изначально перенесли из-за меня?» Но, дойдя до лотков с едой, мне пришло в голову, что Лукас может подумать, что я неблагодарна ему за вчера. Или что мне было все равно…

С этими мыслями я отказалась от ланча и направилась в спортзал, но продолжала колебаться, шагая то быстрее, то медленнее. Я хотела увидеть Лукаса, но не желала становиться помехой. Хотя вчера Шарлотта была совершенно не против стать таковой.

Добравшись до спортзала, я осознала, что прошло уже больше половины обеденного перерыва, и замерла перед распахнутыми двойными дверями. Мое сердце затрепетало, когда Лукас скользнул в поле зрения, двигаясь задом наперед под одну из своих ретропесен в стиле ду-воп. Эхо ревности пронеслось во мне, когда Шарлотта тоже появилась в поле моего зрения, протягивая руку Лукасу. Руку, которую он принял.

Я затаила дыхание, и внутри у меня все сжалось, когда он в танце притянул ее ближе, свободной рукой приобняв за талию.

«Шу-дуп шуби-ду», – пропел квартет из портативной колонки, сопровождаемый знойными, мягкими звуками барабана и пианино.

Ух. Прийти сюда было огромной ошибкой. Я начала медленно отступать, пока никто меня не увидел, но внезапно услышала свое имя.

Сидя на верхних рядах вместе с Патриком, Уэс помахал мне бутербродом.

– Как поживаешь? – выкрикнул Патрик через весь пустой спортзал и сунул в рот чипсы.

Отпустив руку Лукаса, Шарлотта обернулась и уставилась на дверной проем.

На меня.

О боже.

Тут Лукас изменился в лице и быстро отпрянул от нее, бросившись навстречу мне. Конечно, кому-то он мог показаться совершенно нелепым в своей кепке ньюси, галстуке-бабочке, укороченных штанах с подтяжками и в коричневых носках с ромбами, но в моих глазах он выглядел очень горячо.

– Хей, ты все-таки пришла, – сказал он, снимая кепку, как настоящий джентльмен из джазового фильма перед беседой с дамой сердца.

– Эм, – робко произнесла я, почувствовав его нежный взгляд на себе. – Ага. Я…

– Не переживай, красавица! – Уэс окрикнул Шарлотту. – Я с тобой потанцую.

Тут Уэс спустился с трибуны и сократил расстояние между ними, после чего оторвал ее от пола и перебросил через плечо. Шарлотта вскрикнула, а затем, когда Уэс начал имитировать вальс, громко засмеялась. Закружив ее в танце, он посмотрел на меня и ухмыльнулся.

– Я же вам сказал, что нужно приберечь бутылку с распрыскивателем для нашего Уэса, – заговорил Патрик и выпил газировку. – И не надо говорить, что бюджет нам не позволяет.

Я бы и сама посмеялась, если бы в этот момент Лукас не взял меня за руку, уводя из зала. По соседней лестнице мы поднялись на пустую площадку. Солнечный свет струился сквозь огромные окна, подчеркивая слабый блеск пота на его лице.

– Все нормально? – спросил он.

Почему он был таким ласковым? Наверное, Лукас всегда так себя вел. Правой рукой я указала туда, откуда пришла.

– Извини, что прервала репетицию. Снова.

– Ты не помешала, – ответил он. – Нам просто нужно было расслабиться. Вообще-то, мы в хорошей форме.

Ага. Я заметила.

– Эм-м. – «Сосредоточься, Стефани». – А к чему вы, ребята, готовитесь?

– Ой. – Он сунул свою кепку под мышку. – Мы с Шарлоттой вместе готовимся к грандиозной вечеринке, которая пройдет уже в эту субботу. Это ежегодное событие. В прошлом году мы взяли бронзу.

– Вот это да. – Я схватилась за локоть, стараясь не показать, что их многолетнее тесное сотрудничество слишком меня заботит. – Вы, должно быть, действительно хороши.

Он пожал плечами:

– Сейчас мы стали танцевать лучше, чем в прошлом году. И это прекрасно, потому что денежный выигрыш очень помогает нашей УЖАСной команде. В прошлом году на призовые деньги мы приобрели тепловизионную камеру.

– Вы, ребята, действительно серьезно относитесь к этой охоте за привидениями, да?

– Так же серьезно, как и ты к школьной учебе, – сказал он, провернув этот сдержанный словесный трюк с эффектом непредумышленного пренебрежения. – Но хватит обо мне. Что нравится тебе? Чем ты увлекаешься?