Эдгар По - Английский с Эдгаром По. Падение дома Ашеров / Edgar Allan Poe. The Fall of the House of Usher

“Gentlemen,” I said at last, as the party ascended the steps, “I delight to have allayed your suspicions. I wish you all health, and a little more courtesy. By the bye, gentlemen, this – this is a very well constructed house.” (In the rabid desire to say something easily, I scarcely knew what I uttered at all.) – “I may say an excellently well constructed house. These walls – are you going, gentlemen? – these walls are solidly put together;” and here, through the mere frenzy of bravado, I rapped heavily, with a cane which I held in my hand, upon that very portion of the brick-work behind which stood the corpse of the wife of my bosom.

But may God shield and deliver me from the fangs of the Arch-Fiend(но да защитит и избавит меня Господь от клыков Первоврага = Сатаны) ! No sooner had the reverberation of my blows sunk into silence(не успел отзвук моих ударов погрузиться в тишину = затихнуть; sooner – раньше: «не раньше звук затих, чем…»; to sink – тонуть, погружаться ) , than I was answered by a voice from within the tomb(как мне ответил голос изнутри склепа: «мне было отвечено голосом…»; than – чем ) ! – by a cry, at first muffled and broken, like the sobbing of a child(криком, сперва приглушенным и прерывистым, как плач ребенка) , and then quickly swelling into one long, loud, and continuous scream(а затем быстро разросшимся в один долгий, громкий и непрерывный ор) , utterly anomalous and inhuman – a howl – a wailing shriek(совершенно ненормальный и нечеловеческий – вой – жалобный визг) , half of horror and half of triumph(наполовину – ужаса и наполовину – торжества) , such as might have arisen only out of hell(такой, какой мог вырваться лишь из ада; to arise – восстать ) , conjointly from the throats of the damned in their agony(сообща из глоток проклятых в их муках) and of the demons that exult in the damnation(и /из глоток/ бесов, которые буйно радуются проклятию).

But may God shield and deliver me from the fangs of the Arch-Fiend! No sooner had the reverberation of my blows sunk into silence, than I was answered by a voice from within the tomb! – by a cry, at first muffled and broken, like the sobbing of a child, and then quickly swelling into one long, loud, and continuous scream, utterly anomalous and inhuman – a howl – a wailing shriek, half of horror and half of triumph, such as might have arisen only out of hell, conjointly from the throats of the damned in their agony and of the demons that exult in the damnation.

Of my own thoughts it is folly to speak(о моих собственных мыслях глупо говорить: «глупость – говорить») . Swooning, I staggered to the opposite wall(лишаясь чувств, я отшатнулся к противоположной стене) . For one instant the party upon the stairs remained motionless(на одно мгновение люди на лестнице оставались неподвижны; party – отряд, компания, группа; stairs – ступеньки; лестница ) , through extremity of terror and of awe(из-за крайности ужаса и трепета; through – через, сквозь; посредством ) . In the next, a dozen stout arms were toiling at the wall(в следующее /мгновение/ дюжина крепких рук заколотила по стене; to toil – тяжело трудиться; пробиваться ) . It fell bodily(она рухнула целиком: «телесно»).

Of my own thoughts it is folly to speak. Swooning, I staggered to the opposite wall. For one instant the party upon the stairs remained motionless, through extremity of terror and of awe. In the next, a dozen stout arms were toiling at the wall. It fell bodily.

The corpse, already greatly decayed and clotted with gore(труп, уже сильно разложившийся и заляпанный запекшейся кровью) , stood erect before the eyes of the spectators(стоял прямо перед глазами зрителей) . Upon its head, with red extended mouth and solitary eye of fire(на его голове, с красной раззявленной пастью и единственным огненным глазом: «глазом огня»; to extend – расширять, растягивать ) , sat the hideous beast whose craft had seduced me into murder(сидел отвратительный зверь, чье коварство привело меня к убийству: «соблазнило меня в убийство»; to sit – сидеть ) , and whose informing voice had consigned me to the hangman(и чей предательский: «сообщающий» голос предал меня палачу; to hang – висеть; вешать; hangman – палач ) . I had walled the monster up within the tomb(я замуровал это чудовище в склепе)!

The corpse, already greatly decayed and clotted with gore, stood erect before the eyes of the spectators. Upon its head, with red extended mouth and solitary eye of fire, sat the hideous beast whose craft had seduced me into murder, and whose informing voice had consigned me to the hangman. I had walled the monster up within the tomb!

Horror and fatality have been stalking abroad in all ages(ужас и пагуба рыскали повсюду во все века; to stalk – красться; преследовать; abroad – за границей; повсюду, широко ) . Why then give a date to this story I have to tell(зачем тогда давать = сообщать дату этой истории, которую я имею рассказать) ? Let it suffice to say(пусть будет достаточно сказать; to suffice – хватать, быть достаточным ) , that at the period of which I speak(что в эпоху, о которой я говорю) , there existed, in the interior of Hungary, a settled although hidden belief(существовала в глухих местах Венгрии прочная, хоть и скрытая, вера; interior – интерьер, внутренние области страны; settled – обосновавшийся, прочный; to hide – прятать; hidden – спрятанный, скрытый ) in the doctrines of the Metempsychosis(в доктрины метемпсихоза = переселения душ) . Of the doctrines themselves – that is, of their falsity, or of their probability – I say nothing(о самих этих доктринах – то есть об их ложности или же об их возможности – я не говорю ничего) . I assert, however, that much of our incredulity(я утверждаю, однако, что большая часть нашего неверия) – as La Bruyère says of all our unhappiness(как Лабрюйер говорит обо всех наших несчастиях) – “ vient de ne pouvoir être seuls («происходит от неспособности быть в одиночестве» – фр. ) .”

Horror and fatality have been stalking abroad in all ages. Why then give a date to this story I have to tell? Let it suffice to say, that at the period of which I speak, there existed, in the interior of Hungary, a settled although hidden belief in the doctrines of the Metempsychosis. Of the doctrines themselves – that is, of their falsity, or of their probability – I say nothing. I assert, however, that much of our incredulity – as La Bruyère says of all our unhappiness – “ vient de ne pouvoir être seuls .”

But there are some points in the Hungarian superstition(но есть некоторые моменты: «пункты» в венгерских верованиях) which were fast verging to absurdity(которые непосредственно: «прочно» граничили с абсурдностью; fast – быстро; прочно; verge – край, грань; to verge – граничить ) . They – the Hungarians – differed very essentially from their Eastern authorities(они, венгры, отличались весьма существенно от своих восточных властителей) . For example, “ The soul ,” said the former(например, душа, – говорили эти первые) – I give the words of an acute and intelligent Parisian(я передаю слова одного проницательного и умного парижанина) – “ ne demeure qu’une seule fois dans un corps sensible: au reste – un cheval, un chien, un homme même, n’est que la ressemblance peu tangible de ces animaux («живет лишь один раз в чувствующем теле, в остальном же – лошадь, собака, даже человек – суть лишь мало осязаемое подобие этих животных» – фр. ) .”