Диана Гэблдон - Семь камней

Они постояли некоторое время, сложив в молитве руки, и глядели на горящую свечу. Йен молился за свою мать, сестру и ее детей… а после некоторых колебаний (можно ли молиться за евреев?) за Ребекку бат-Леа и, взглянув краем глаза на Джейми и убедившись, что он не смотрит, за Дженни Фрэзер. Потом за душу Брайена Фрэзера… и, наконец, крепко закрыв глаза, за стоявшего рядом с ним друга.

Церковные звуки отступали, слабели – шепот камней и потрескивание дерева, шарканье ног и воркование голубей на крыше. Йен уже не произносил слова, но продолжал молиться. Потом перестал, и остались лишь покой да ровное биение его сердца.

Услышав, как вздохнул Джейми, вздохнул тяжело, он открыл глаза. Не говоря ни слова, они вышли, оставив свечу на алтаре.

– А ты сам не собирался исповедоваться? – спросил Джейми, остановившись возле дверей храма. В исповедальне сидел священник, два или три человека стояли в подобающем удалении от резной деревянной кабинки и ждали своей очереди.

– Я не тороплюсь, – ответил Йен, пожав плечами. – Если ты попадешь в ад, я, может, тоже отправлюсь туда. Бог свидетель, один ты там пропадешь.

Джейми улыбнулся – еле-еле, но все же улыбнулся – и, толкнув дверь, вышел на солнечный свет.

Какое-то время они бесцельно шлялись по городу, молча, и в какой-то момент оказались на берегу реки. Они долго смотрели на темные воды Гаронны, на ветки деревьев, сломанные недавней бурей.

– Это означает «мир», – сказал наконец Джейми. – Вот что он сказал мне. Доктор. «Шалом».

Йен и сам это знал.

– Угу, – отозвался он. – Но сейчас мир не наша работа, верно? Мы с тобой солдаты. – Он показал кивком на расположенный по соседству причал, где стоял на якоре пакетбот. – Я слышал, что прусскому королю нужны хорошие бойцы.

– Да, нужны, – подтвердил Джейми и расправил плечи. – Тогда поехали.

У Минервы Ренни имелись свои секреты. Одни она использовала для дела, а какие-то исключительно для себя самой. Она коснулась выреза платья и оглянулась на решетчатую дверь в дальней стене лавки. Та все еще была закрыта, а голубые портьеры плотно задернуты.

У ее отца тоже были секреты. Андре Ренни (как он называл себя в Париже) для всех был торговецем редкими книгами, но для себя коллекционировал письма, чьи авторы никогда не предполагали, что их прочтет кто-то, кроме адресата. Еще он хранил запас более актуальной информации, добывавшейся из его посетителей с помощью комбинации чая, вина, небольших денег и его собственного обаяния.

Минни хорошо разбиралась в винах, в деньгах не нуждалась и была нечувствительной к отцовскому магнетизму. Однако она искренне и по-дочернему уважала его за аналитический ум и зоркость.

Из задней комнаты доносился негромкий гомон голосов. Впрочем, пока не было никаких признаков того, что гости собирались уходить – ни скрежета отодвигаемых стульев, ничего… Минни прошла мимо полок, набитых книгами, к шкафу с трактатами и проповедями.

Взяв роскошный фолиант в красной обложке из телячьей кожи с мраморными форзацами под названием «Собрание проповедей преподобного Джорджа В. Сайкса», она торопливо вынула из лифа письмо, сунула его между страницами и вернула книгу на место. Как раз вовремя: в задней комнате голоса зазвучали чуть громче, застучали о стол чашки.

С тревожно забившимся сердцем она еще раз бросила взгляд на преподобного Сайкса и увидела, к своему ужасу, что стерла часть пыли на полке – там появилась чистая дорожка, указывавшая прямо на красный кожаный корешок. Она метнулась к прилавку, схватила метелку из перьев, всегда хранившуюся под ним, и за несколько секунд стряхнула пыль во всей секции.

Потом она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы не выглядеть раскрасневшейся или смущенной. Ее отец наблюдательный человек – это свойство (как он часто говорил ей, наставляя) не раз выручало его и даже спасало ему жизнь.

Но сейчас все было в порядке; голоса затихли – возник какой-то новый вопрос.

Она спокойно прошла вдоль полок, остановилась возле большого стола у западной стены и просмотрела лежавшие там стопки нерассортированных томов. От этих книг крепко пахло табаком помимо привычных запахов кожи, клеенки, клея, бумаги и чернил. Эти книги явно принадлежали любителю курить трубку во время чтения. Впрочем, книги ее не заинтересовали; все ее мысли были о письме.

Возчик, доставивший эту партию книг – библиотеку скончавшегося профессора из Эксетера, – кивнул и незаметно подмигнул ей. Она выскользнула из дома с рыночной корзинкой и встретилась с ним за углом возле фруктовой лавки. Дала возчику Livre tournois – турский ливр, заплатила пять су за корзиночку клубники – и прочла письмо в переулке, после чего непринужденно вернулась с ягодами в лавку.

Ни приветствия, ни подписи, как она и велела – только информация.

«Ее нашли, – лаконично сообщалось в письме . – Миссис Симпсон, Парсонс Грин, Питерборо-Роуд, Лондон».

Миссис Симпсон. Наконец-то имя. Имя и место, хотя оба загадочные.

Миссис Симпсон.

Позади месяцы и месяцы тщательного планирования. Среди помощников отца Минни нашла тех, кто был готов сделать небольшую работу на стороне и держать в тайне ее поиски.

Она не знала, какой будет реакция отца, если он обнаружит, что она ищет свою мать. Но все последние семнадцать лет он отказывался сказать хоть слово об этой женщине, так что логично предположить, что он не будет доволен.

Миссис Симпсон. Она произнесла это беззвучно, ощущая губами слоги. Миссис Симпсон… Значит, ее мать снова вышла замуж? И у нее есть другие дети?

Минни вздохнула. Мысль о том, что у нее могут быть братья или сестры, сразу показалась ей пугающей, интригующей… и поразительно болезненной. Что ее мать – ее! – была чьей-то еще матерью все эти годы…

– Так дело не пойдет, – сказала она вслух, хотя и еле слышно. Она совершенно не знала ничего о жизненной ситуации миссис Симпсон, и бессмысленно было тратить эмоции на что-то, чего, возможно, не существовало. Она заморгала, чтобы отвлечься от этих раздумий, и внезапно увидела нечто, похожее на таракана.

Существо, сидевшее на кожаном переплете тома III «Истории папства» (Антверп.), было длиной с ее большой палец и удивительно неподвижным. Минни глядела на него уже около минуты, и оно даже не шевельнуло длинным усом. Или оно неживое? Она взяла какой-то общипанный остов пера из китайской вазочки и осторожно ткнула острым концом в насекомое.

Существо зашипело, словно чайник. Минни вскрикнула, уронила перо и отскочила. Потревоженное насекомое неторопливо и надменно повернулось, описав круг, потом устроилось на тисненной золотом букве «Р» и подвернуло колючие лапки, очевидно, собираясь продолжить свой сон.