Джулия Кеннер - За час до рассвета. Время сорвать маски

– Я понимаю, – серьезно отвечает он. – Но когда речь о тебе, Ники, я обо всем забываю.

– Неужели? Как романтично! – Я скрещиваю руки на груди.

Дэмиен ухмыляется, затем решительно идет мне навстречу, не давая снова отступить. Обнимает меня за талию и притягивает к себе, так что теперь мои бедра тесно прижаты к его. Я чувствую, как он возбужден, и уже готова разозлиться, что его член стоит даже несмотря на то, что я в бешенстве. Но – не выходит. Потому что я и сама возбуждаюсь, и мое тело начинает плавиться от его прикосновений.

– Можешь меня трахнуть, – говорю я, едва дыша. – Но я тебя все равно не прощу.

Он закрывает мне рот поцелуем – таким, от которого у меня подкашиваются ноги.

– Заманчиво, – улыбается он, выпускает меня из своих объятий, отступает на два шага назад и возвращается с пакетом.

– Это тебе.

Я осторожно беру, заглядываю внутрь. Там куча оберточной бумаги, я разворачиваю ее и обнаруживаю коробочку в форме собачьей будки. В замешательстве я смотрю на Дэмиена, открываю коробку. Внутри – с десяток сахарных печеньиц в виде собачьей косточки, и на каждой серебристой глазурью написано: «Прости».

– Ладно, – улыбаюсь я. – Считай, что собачка успокоилась. Спасибо за печенье. Но больше так не делай.

– Постараюсь, – отвечает он. – Но обещать не буду.

Я не могу сдержать смех. Да, это один из минусов отношений с таким мужчиной, как Дэмиен Старк. Но гораздо важнее, что мы все же обсуждаем подобные вещи. Это вселяет надежду. И склеивает трещинки в нашем хрустальном мире. Потому что чем мы крепче, тем дольше сможем сдерживать натиск суровой реальности.

– Спасибо, что пришел, – говорю я. – Хотя мог дождаться вечера.

– Нет, – коротко отвечает Дэмиен. – Не мог.

Я внимательно смотрю на него и замечаю мрачные тени на его лице.

– Узнал что-нибудь? Плохое или хорошее?

– И то и другое.

– Ладно. Начнем с хорошего.

– Суд принял решение не предавать гласности фотографии.

– Дэмиен, это же здорово! – радостно восклицаю я.

– Да, – соглашается он. – Но журналисты не дураки. Скорее всего, они попробуют зайти с другой стороны и выяснить то же, что пытаюсь узнать я, – кто прислал снимки в суд.

– Больше ничего не узнал?

Он медлит, затем отвечает:

– О фотографиях – нет. Зато выяснил, кто слил информацию насчет твоего портрета. Оказывается, скрытая камера – очень полезная штука.

– Правда? И кто же?

– Мне нужно получить подтверждение. Дай мне время, я все выясню и потом тебе расскажу.

– Ладно, – протягиваю я, испытывая некоторое разочарование, что Дэмиен не рассказывает сразу, пусть даже расследование еще не закончилось. Несколько мгновений я раздумываю – не настоять ли, но решаю, что пока не стоит. Он не говорит не потому, что хочет держать меня в неведении. Скорее, причина – его маниакальное желание держать все под контролем. Бизнес. Информацию. И даже, думаю я, глядя на коробку-будку, меня.

Звонит внутренний телефон.

– Мисс Фэрчайлд, снова доставка. Пропустить?

– Конечно, – отвечаю я, бросая взгляд на Дэмиена – но тот поднимает руки вверх.

– Это не от меня, клянусь.

Разумеется, я ему не верю. До тех пор, пока не принимаю конверт от курьера и не вижу лица Дэмиена.

– Дай я открою, – сурово говорит он.

В груди у меня холодеет. Внезапно обычный бумажный конверт становится невероятно тяжелым.

– Ты ведь не думаешь…

– Сейчас узнаем. – Он протягивает руку.

Я передаю ему конверт, злясь на саму себя за то, что не могу набраться смелости и открыть его, и одновременно испытывая горячую благодарность за то, что Дэмиен здесь, со мной. Он берет конверт через платок, затем вскрывает его и заглядывает внутрь.

– Нет, – твердо возражаю я. – Я тоже хочу посмотреть.

Выражение лица Дэмиена напряженное, и я уже готовлюсь к отказу. Но затем он кивает и переворачивает конверт, высыпая содержимое на полированную поверхность стола.

Шесть фотографий. Я в детском саду. Я в короне на своем первом конкурсе, волосы завиты в локоны. Я, я, я, я. На каждой фотографии мое лицо перечеркнуто красным фломастером, который так сильно вдавливали в фотобумагу, что краска стерлась, и на месте моего лица остались лишь обтрепанные кресты. Среди фотографий – листок, на котором заглавными буквами, вырезанными из газет, написано:

ТЕБЯ ВООБЩЕ НЕТ.

Я неподвижно смотрю на них – странно, что в комнате вдруг стало так тихо. Странно, что я не кричу, – хотя так не должно быть! В мире вдруг воцарилась гробовая тишина. Черт, сам мир вдруг превратился в могилу. Ни звука. Ни цвета. Ни света. Все стало серым. Даже эти красные кресты посерели. Серая комната постепенно погружается во тьму. Туманную, кромешную тьму, которая обволакивает меня, затягивая все глубже, глубже, глубже…

Ники!

Ники!

Я вдруг чувствую жжение на щеке.

– Ники!

– Дэмиен… – это мой голос, но он безумно далеко. Я поднимаю руку и дотрагиваюсь до щеки.

– Прости, – говорит он голосом, полным беспокойства. – Ты была в обмороке.

– Э… что? – Я сажусь, голова идет кругом, и тут я понимаю, что каким-то образом очутилась на диване. Смотрю на Дэмиена. – В обмороке?

Со мной уже много лет этого не случалось – с тех пор, как однажды в колледже меня случайно заперли в кладовке. Я всегда боялась темных замкнутых пространств и тогда упала в обморок. Но я никогда не проваливалась в небытие так, как сейчас.

Эти фотографии. Мои фотографии. По телу пробегает дрожь. Кто бы это ни сделал – это кто-то, кого я знаю. Это не просто грязные сообщения. Он явно за мной следит.И если меня уже сейчас нет, то что же будет дальше?

Я делаю глубокий вдох и стараюсь унять бешено колотящееся сердце. Сажусь прямо, вытягиваю руки. Юбка слегка приподнята, и я стискиваю свои голые коленки, впиваясь изо всех сил ногтями. Пусть хотя бы боль поможет мне выкарабкаться из этого тумана!

Я глубоко дышу.

– Моя мать, – говорю я. – Кто бы ни стоял за этим, фотографии дала им моя мать.

Дэмиен мягко берет одну мою руку и крепко ее сжимает. Я ослабляю вторую, испытывая чувство вины.

– Твоя мать? – переспрашивает он, обнимая меня. – О чем это ты?

Я передаю ему рассказ Джеми.

– Уже хорошо, – говорит наконец Дэмиен, на некоторое время выпуская меня из объятий, чтобы написать сообщение. – Вот это уже неопровержимый факт, – добавляет он, поскольку вид у меня, наверное, совершенно озадаченный. – Я сейчас попрошу Райана поговорить с твоей матерью. Думаю, у него это получится лучше, чем у меня.

Я киваю, затем, изогнув шею, смотрю на стол.

Там ничего нет.

– А где…

– Я их убрал, – говорит он мягко и так же мягко снова убирает мою руку с бедра.

Я слегка подскакиваю: сама не помню, когда вновь начала это делать, но вижу маленькие красные полукружия там, где ногти врезались в кожу. Я отвожу взгляд в сторону. Я вся на виду, мои раны слишком заметны. Как бы мне хотелось не зависеть от боли – но это невозможно. Если я хочу взять себя в руки, черт подери, боль мне просто необходима.