Диана Гэблдон - Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками

– Он не стал бы прибегать к вашей помощи, если б не доверял вам, – поспешила ответить я.

Густые брови поползли вверх, она похлопала ладонью по бумаге.

– Раз уж ваш муж занимается такими делами, доверять кому бы то ни было крайне рискованно. Так что можете успокоить его: я имею представление о чести, – сухо добавила она.

– Хорошо, непременно передам, – улыбнулась я.

– Боже, chere madam! – воскликнула она вдруг. – Вы страшно бледны! Сама я порой засиживаюсь допоздна, совершенно забывая о времени, особенно когда работаю над новым произведением, но вы, должно быть, непривычны к такому режиму.

Она взглянула на часы-свечу, горевшую на маленьком столике возле двери.

– Бог ты мой, уже совсем поздно! Наверное, надо послать за сестрой Мадлен, пусть отведет вас в келью.

Джейми хоть и с неохотой, но согласился, чтобы я провела ночь в монастыре, дабы не возвращаться по темным улицам. Я покачала головой. Я действительно устала, и спина у меня ныла от долгого сидения на табурете, но спать совсем не хотелось. Слишком уж взволновало меня «музыкальное послание», все равно сразу не уснуть.

– Что ж, тогда давайте немного подкрепимся, отметим, так сказать, наши достижения.

Матушка Хильдегард поднялась и направилась в первую комнату, где, как я слышала, позвонила в колокольчик. Вскоре появилась сестра с подносом, на котором стояли стаканы с горячим молоком и пирожные. За ней следовал Бутон. Сестра взяла одно пирожное, положила его на маленькую фарфоровую тарелочку и поставила на пол перед Бутоном. Потом налила ему в миску молока.

Пока я потягивала горячее молоко, матушка Хильдегард аккуратно сложила наши бумаги, убрала манускрипты на полку и поставила на пюпитр какие-то ноты.

– Я для вас поиграю, – объявила она. – Это поможет вам настроиться на сон.

Музыка была нежной и умиротворяющей, с плавными и довольно сложными переходами от высоких тонов к низким, но без напора, присущего произведениям Баха.

– Ваше сочинение? – спросила я, воспользовавшись паузой.

Не оборачиваясь, она покачала головой:

– Нет. Моего друга. Жана Филиппа Рамо. Как теоретик он хорош, однако подлинной страсти в его произведениях нет.

Убаюканная мелодией, я, должно быть, задремала. Разбудило меня бормотание сестры Мадлен. Она подхватила меня под руки, помогая подняться, и увела.

У двери я обернулась и увидела широкую спину матушки Хильдегард в черном и ее слегка сгорбленные плечи – она продолжала самозабвенно играть, целиком отрешившись от окружающего мира. На полу у ее ног растянулся Бутон, уткнув нос в лапы. Маленькое тельце лежало ровно и неподвижно и напоминало стрелку компаса.

– Итак, – заметил Джейми, – стадия переговоров, по-видимому, завершилась.

– По-видимому? – откликнулась я. – Но сумма в пятнадцать тысяч фунтов – это уже определенность.

По тогдашним стандартам пятнадцать тысяч фунтов составляли годовой доход герцога.

Он насмешливо приподнял бровь, разглядывая ноты, которые я принесла из монастыря.

– Ладно. Как бы там ни было, это означает одно: Карл или Яков должны пожаловать в Англию. Находясь в Англии, Карл получит солидную финансовую поддержку, которая позволит ему добраться и до Шотландии. Да, – заметил он, задумчиво потирая подбородок, – самое интересное в этом послании то, что в нем впервые подтверждается намерение Стюартов, или хотя бы одного из них, всерьез предпринять попытку восстановиться на троне.

– Один из них? – удивилась я. – Так ты считаешь, Яков здесь может быть ни при чем?

И я с еще большим интересом стала разглядывать ноты.

– Послание адресовано Карлу, – напомнил мне Джейми. – И пришло оно из Англии, не через Рим. Фергюс выкрал его у обычного посыльного, оно хранилось в пакете с английскими печатями. Не у папского посыльного, заметь себе.

Он нахмурился и покачал головой. Он не успел побриться, и в утренних лучах солнца щетина на подбородке отливала медью.

– Пакет был вскрыт. Карл видел послание. На нем нет даты, поэтому неизвестно, как давно оно попало к нему. Ну и конечно, мы не располагаем письмами, которые Карл посылал отцу. И ни в одном из писем Якова нет ни малейшего намека на то, кем может быть автор этого послания. Не говоря уже о тех персонах в Англии, которые обещали ему поддержку.

Я поняла, куда он клонит.

– И Луиза де ла Тур лепечет что-то насчет того, что Карл обещал аннулировать ее брак и жениться на ней, как только станет королем. Так ты думаешь, это не просто пустые обещания?

– Может, и нет, – ответил он, налил из кувшина воды в тазик и ополоснул лицо, готовясь бриться.

– Тогда, возможно, Карл ведет какую-то свою игру? – заметила я, испуганная и одновременно заинтригованная подобной перспективой. – И Яков затеял весь этот маскарад, заставил сына притвориться, что тот готов повести борьбу за трон, чтобы убедить Людовика в потенциальной ценности Стюартов, в то время как…

– В то время как Карл вовсе не притворяется, – подхватил Джейми. – Да, похоже на то. Есть здесь полотенце, англичаночка?

Зажмурив глаза, он похлопал ладонью по столику. Я отодвинула бумаги, чтобы не замочить, и взяла полотенце, висевшее на спинке кровати.

Он окинул критическим взором лезвие, решил, что сойдет, подошел к моему туалетному столику и, глядя в зеркало, начал намыливать щеки.

– Почему, интересно, брить ноги и подмышки – это варварство с моей стороны, а с твоей стороны снимать щетину с лица – не варварство? – спросила я, наблюдая, как он осторожно скребет лезвием подбородок.

– Может, так оно и есть, – согласился он с улыбкой. – Но знаешь, стоит этого не сделать, и все лицо начинает чертовски чесаться.

– А ты когда-нибудь отращивал бороду? – поинтересовалась я.

– Специально – нет, – ответил он и снова улыбнулся. – Но иногда она отрастала, во время скитаний по Шотландии. Когда передо мной стоял выбор: бриться на холоде тупой бритвой или терпеть чесотку, – я выбирал чесотку.

Я рассмеялась, наблюдая, как он одним плавным движением снял мыльную пену со скулы.

– Не представляю тебя с длинной бородой.

– В следующий раз, когда нас пригласят в Версаль, англичаночка, я попрошу разрешения показать тебе королевский зоопарк. Какой-то моряк привез Людовику с Борнео удивительное животное. Называется орангутанг. Ты когда-нибудь видела?

– Да, – кивнула я. – До войны в Лондонском зоопарке жила парочка.

– Ну, тогда ты знаешь, как я выгляжу с бородой, – сказал он, улыбаясь и заканчивая бритье. – Косматый, побитый молью. Похожий на виконта Мариньи, – добавил он, – только рыжий.

Тут, словно вспомнив что-то, он сменил тему беседы и, стирая с лица остатки мыла льняным полотенцем, сказал: