Диана Гэблдон - Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками

Мне стоило немалого труда уговорить Джейми не вламываться вместе со мной в лавку мэтра Раймона, чтобы силой выбить из него необходимую нам информацию. Я убедила подождать меня на улице, в карете.

– Но вы же не умерли, мадонна, – заметил торговец снадобьями.

Бровей как таковых у него не было, но он умудрился пошевелить участком кожи над глазами, отчего на широком лбу собрались морщины.

– А ведь вполне могли, заметьте себе…

В суматохе той сумбурной ночи у меня как-то вылетело из головы это обстоятельство.

– Так, значит, то была вовсе не шутка или недоразумение? – слабым голосом спросила я. – Кто-то действительно хотел отравить меня и не умерла я только потому, что у вас были сомнения?

– Возможно, вовсе не мои сомнения были тому причиной и помогли вам выжить, мадонна. Возможно, это все же была шутка или недоразумение. Кроме того, уверен, что горький жостер можно приобрести не только в моей лавке. Не далее как в прошлом месяце я продал это средство двум лицам, причем и тот и другой просили совсем иное…

– Понимаю.

Глубоко вздохнув, я вытерла перчаткой выступивший на лбу пот.

– Итак, у нас имеются два потенциальных отравителя, именно за этим мы сюда и явились. Кто они? – без обиняков спросила я. – Ведь в следующий раз они могут купить зелье у кого-то другого, кто не так совестлив.

Он кивнул; широкий лягушачий рот искривился.

– Вполне возможно, мадонна. Впрочем, не думаю, что моя информация сможет вам помочь. Это были слуги, и действовали они, повинуясь приказам своих господ. Служанка виконтессы де Рамбо, а второго человека я не знал.

Я нервно забарабанила пальцами по прилавку. Единственным человеком, который мне угрожал, был граф Сен-Жермен. Неужто он нанял анонимного слугу приобрести для него яд, чтобы подложить мне его в бокал? Что ж, учитывая нашу встречу в Версале, это вполне возможно. Бокалы с вином разносили на подносах слуги. Сам граф не приближался ко мне и на расстояние вытянутой руки, но разве так уж сложно подкупить кого-то из дворцовых слуг, чтобы подсунуть мне нужный бокал?

Раймон не сводил с меня любопытных глазок.

– Могу ли я спросить, мадонна, не совершали ли вы какого-либо опрометчивого шага, могущего раздражить виконтессу? Она очень ревнива и не однажды прибегала к моей помощи, чтобы расправиться с соперницей. Хотя, как правило, эти приступы ревности у нее скоротечны. У виконтессы, знаете ли, ушки всегда на макушке, и вскоре появляется новая соперница, способная вытеснить из мыслей предыдущую.

Я села без приглашения.

– Рамбо? – спросила я, стараясь вспомнить.

Наконец в памяти всплыл смутный образ. Постепенно он становился все отчетливее, и перед глазами возник напомаженный и разодетый в пух и прах господин с круглым живым лицом.

– Ах Рамбо! – воскликнула я. – Ну конечно же! Я встречала этого человека, но дело кончилось тем, что пришлось влепить ему пощечину веером. Он укусил меня за палец на ноге.

– Что ж, одного этого достаточно, чтобы привести виконтессу в дурное расположение духа, – заметил мэтр Раймон. – А раз так, уверяю вас, дальше можете жить совершенно спокойно.

– Благодарю, – сухо ответила я. – Но что, если это вовсе не виконтесса?

Какое-то время аптекарь колебался; и без того маленькие глазки совсем сощурились в лучах утреннего солнца, проникающего сквозь оконные стекла. Словно что-то решив для себя, он поднялся и направился к каменному столу, на котором кипели снадобья, сделав мне знак следовать за ним:

– Прошу вас, пожалуйста, сюда, мадонна. Хочу показать вам кое-что.

К моему изумлению, он вдруг нырнул под стол и исчез. И не возвращался довольно долго, так что я нагнулась и стала всматриваться. Там, посредине, тлели окруженные решеткой угли, однако по обе стороны от жаровни оставалось достаточно места. А в стене, к которой был придвинут стол, зияло темное отверстие.

Я подобрала юбки и без долгих колебаний нырнула под стол вслед за Раймоном.

За стеной оказалась еще одна комната, совсем маленькая. Глядя на дом снаружи, никто не догадался бы о ее существовании.

Две стены сплошь занимали полки. На них, безупречно чистых и вытертых от пыли, были расставлены черепа каких-то животных. Сперва это зрелище заставило меня вздрогнуть и отшатнуться: из темноты взирали пустые глазницы, острые зубы скалились в приветственной усмешке.

Тут я разглядела мэтра Раймона: он стоял сгорбившись у одной из полок, напоминая при этом один из своих экспонатов. Я увидела, как, поймав мой взгляд, он нервно вскинул руку, видимо опасаясь, что я сейчас или закричу, или же наброшусь на него от страха. Но мне доводилось видеть зрелища и похлеще, чем ряды чисто выскобленных полок, уставленных костями, а потому кричать я не стала, а просто приблизилась, чтобы рассмотреть все как следует.

Чего только тут у него не было!.. Крошечные черепа летучей и простой мыши и землеройки с почти прозрачными косточками и мелкими острыми, как булавки, кровожадно оскаленными зубками. Черепа лошадей, от огромного першерона с массивными и изогнутыми, точно турецкая сабля, челюстями – такими можно было раздробить целый отряд филистимлян – до ослиных черепов, упрямо повторяющих в миниатюре все их очертания.

Они были по-своему привлекательны, даже красивы, каждый нес отпечаток самой сути своего владельца, словно до сих пор очертания этих выбеленных временем костей хранили в себе намек на плоть и шерсть, некогда покрывавшие их.

Протянув руку, я дотронулась до одного из черепов. Вопреки ожиданиям кость оказалась на ощупь вовсе не холодной, но какой-то странно нейтральной, точно дух покинувшего ее тепла все еще витал где-то поблизости.

Доводилось мне видеть и человеческие останки, но хранились они далеко не в таком идеальном порядке: черепа первых христианских мучеников – они горами лежали в катакомбах щека к щеке, а берцовые кости, сложенные в отдельную кучу, издали напоминали бирюльки.

– Медведь? – тихо спросила я.

Гигантский череп, острые клыки изогнуты, готовые рвать плоть, коренные же зубы странно плоские.

– Да, мадонна.

Видя, что страха я не испытываю, Раймон успокоился. Рука нежно поглаживала изгибы толстого лобастого черепа.

– Видите, какие у него зубы? Он ест рыбу, мясо. – Палец скользнул по длинному, хищно изогнутому клыку, затем опустился на плоский коренной зуб. – А вот этим они перемалывают ягоды, листья, личинок. Медведь редко голодает, потому что всеяден.

Я переходила от полки к полке, прикасаясь к черепам.

– Красивые, – вздохнула я.

Говорили мы тихо, словно опасаясь разбудить уснувших навеки животных.

– Да. – Руки Раймона нежно поглаживали длинные лобные кости, следуя изящным изгибам челюстей. – Они отражают характер животных, которым принадлежали. Ну вот, к примеру, тот, что слева…