Элин Хильдебранд - Пляжный клуб

– Мы – школьные учителя из Вермонта. В Вермонте, конечно, красиво, но не настолько. Наверное, это особое чувство, что ты на острове, в окружении воды. – Он взглянул на Лав. – Вы здесь постоянно живете?

На Нантакете? В мире звезд и устриц, свежего воздуха и любви?

– Да, – ответила Лав.

Джем позвонил родителям из квартиры Марибель. Он знал, что родные с нетерпением ждут от него весточки.

К телефону подошла Гвенни.

– Привет, это я, – сказал он. – Мама-папа дома?

– Ну, отлично! – надулась сестра. – Полгода о нем ни слуху ни духу, а он даже поздороваться не может по-человечески.

– Гвен, кто-нибудь из родителей дома? Отсюда дорого звонить.

– А про меня тебе разве узнать не интересно?

– Интересно, говори.

– Я, конечно, не очень-то в теле, но уже набрала шесть фунтов.

– Класс! – обрадовался Джем. – Значит, тебя больше не выворачивает?

– Гораздо реже. Ты когда вернешься домой?

– Мне надо поговорить с мамой или отцом, – вновь сказал Джем. – Передай им трубку, кому там ближе.

Гвенни, конечно же, никуда не пошла, а завопила со всей мочи:

– Мам! Пап! Джем звонит!

Тут же к аппарату подскочила мать:

– Джем, как хорошо, что ты позвонил, солнышко мое.

– Привет, мам.

– Как ты, сынок?

– Все путем. Лето выдалось – это нечто.

– Ну да. Я ксерила твои письма, все подруги в бридж-клубе хотели почитать. Ты ведь не против? Там, где личное, я просто замазывала. У вас, похоже, сплошь одни знаменитости. Всем было интересно. Остров и впрямь особенный.

– Ну да.

Ему представилось, как его письма передают по кругу за партией в бридж, словно хрустальную вазу с орешками.

– А когда ты приедешь? Мы с папой будем встречать в аэропорту.

С параллельного телефона послышался голос отца:

– Эй, сынок! Мы соскучились, не видели тебя целую вечность!

– Пап, что там у вас?

– Как раз смотрю, как проигрывают «Краснокожие», а мама готовит чили.

– Гвенни потихонечку поправляется, – прошептала мать. – И рвет ее гораздо реже.

– Она сказала, что набрала шесть фунтов, – поддержал тему Джем.

– Я разговаривал с Бобом Беллером, он согласился устроить тебя в Брукингский институт, – сообщил отец. – Что думаешь? Местечко отличное, там работают влиятельные люди.

Джем перевел дух. Он был сильно растроган, услышав их голоса. Вспомнились дом и кухня, увешанная медными котлами, мягкая постель и подушки на гусином пуху, бар с бильярдным столом и клавесином, на котором играла малышка Гвенни, пока ей не исполнилось девять лет. Джем очень скучал. Может, потому и не звонил все лето – опасался всплеска эмоций.

– Я пока не вернусь. На пару недель смотаюсь в Нью-Йорк, а оттуда подамся в Калифорнию. – Джем кашлянул. – В общем, я решил поселиться там.

Наверное, Гвенни слушала разговор с третьего аппарата, потому что она тут же заверещала:

– Он не вернется! Я же говорила! Вот так, я была права!

– Ты никуда не поедешь, – заявил отец.

– Пол, – вступила в разговор мать, – родители не должны подрезать детям крылья. – Ее голос смягчился. – А зачем тебе в Калифорнию? Такая даль…

– Я хочу открыть агентство для молодых талантов.

– Но для бизнеса нужен капитал, – аргументировал отец. – Ты едва окончил университет, так дела не ведут.

– Знаю, – ответил Джем. – Я сначала на кого-нибудь поработаю, соберу денег. – Он подумал про пятнадцать тысяч, что дожидались его в Нантакетском банке. Домой он об этом писать не стал – вряд ли родители одобрят, что сын хочет взять чужие деньги. – В общем, я еду в Калифорнию, чтобы начать свое дело.

– Я была права! – вклинилась Гвенни.

– Чего ты там поднабрался за лето? – возмутился отец. – Семья вдруг ему не нужна!

– Ты встретил девушку? – спросила мама. – Ты что-то наделал? У нее неприятности?

Если не считать булимии, которую уже успели принять как данность, его предки были до жути несовременны. У какой-то там девушки какие-то там «неприятности»… Мать даже не могла произнести вслух слово «беременность».

– Нет, – заверил он. – Нет ни у кого неприятностей.

– Разве что у тебя, – вклинился отец. – Я тебе их устрою, если к концу месяца не явишься домой.

– Я не хочу работать в Брукингском институте, пап, – сказал Джем. – И в «Башню» не хочу, за барную стойку.

«Тюремная башня»… Одно название леденило душу.

– Ты не поедешь ни в какую Калифорнию, – настаивал отец. – Я запрещаю.

– Пол! – воскликнула мать. – Мы об этом уже говорили. Если Джему хочется в Калифорнию, мы никак не сумеем ему помешать. Он – взрослый человек, ему двадцать три.

– Я очень тобой недоволен, Джереми, – проговорил отец. – И денег от меня не жди. Надеюсь, ты там заработал достаточно. Так я звоню Бобу и говорю, что мы передумали? Я тебя правильно понял?

– Да, – ответил Джем.

– Как знаешь. – Отец повесил трубку.

– Мама, ты меня слушаешь? – спросил Джем.

– Да, – откликнулась та.

– Ее зовут Марибель Кокс. Она блондинка, красавица и неимоверно умная. Работает в библиотеке, а как готовит – если бы ты знала! Я ее люблю.

– Кого любишь?

– Марибель Кокс, мам. Порадуйся за меня, потому что ничего лучшего со мной в жизни не происходило. Если не считать того, что я родился.

– Ты любишь Марибель Кокс, – вздохнула мать. – Наверное, мне не стоило бы удивляться, но я все равно удивлена. Ты никогда не терял голову из-за девчонки.

– У меня и сейчас голова на плечах, – ответил Джем.

– Ты позвонишь, когда доберешься до Калифорнии? Расскажешь, где поселился?

– Как думаешь, папа никогда больше со мной не заговорит?

– Он расстроился, сам понимаешь. Ну и я немножко. Да что там – ты сразил меня наповал. Когда повесишь трубку, скажи этой девушке, Марибель Кокс, что очень расстроил мать.

– Я обязательно вам позвоню, как только налажу жизнь, – сказал он. – Прости, пожалуйста, не переживай. Я рад, что Гвенни стала поправляться, и…

– Ну все, Джереми, все, – сказала мать. – Мы тебя очень любим. – И повесила трубку.

– Уф, – выдохнул Джем и откинулся на мягкие подушки. – Все.

Вспомнились слова Лейси Гарднер о том, что не стоит детям искать родительского одобрения, что нужно жить своей жизнью, и это немного укрепило его решимость, хотя в глубине души он осознавал: если Лейси умерла, это еще не значит, что она всегда и во всем была права.

В гостиную вошла Марибель и тихо спросила:

– Ну, как прошло?

– Мы уезжаем, – ответил Джем.

Из приезжающих осенью Тереза особенно симпатизировала гостю по имени Каль Вест. Не то чтобы она хорошо его знала – он не принадлежал к числу ее друзей. В нем не было особой красоты и обаяния, его не терзали непостижимые житейские трудности, в которых ей хотелось бы покопаться: ни развода, ни безвременной смерти близких, ни особых психологических проблем.