Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

На середине площади Фидельма остановилась в замешательстве и обернулась к монаху, вещавшему с повозки. Элизабетта Сенесе столкнулась с ней и потеряла равновесие. К ней кинулись на помощь хихикающий Витторио и круглолицый юноша, ходивший везде за Элизабеттой, как собачка на привязи (позже он умер от оспы). Поднявшись с земли, она ударила Фидельму по щеке за то, что та испортила ей новое рождественское платье. Паства монаха отвлеклась от его тирад, привлеченная перспективой драки. Монах бросил туда взгляд, желая знать, что случилось. Фидельма не обратила внимания на пощечину, хотя на ее желтой щеке уже проступал красный след. Она вытянула шею над толпой, что было нетрудно, поскольку благодаря паттенам она стала еще выше. Фидельма смотрела на монаха нищенствующего ордена в грязной шерстяной рясе и потертой черной накидке, а он на нее, словно их взгляды связала натянутая невидимая нить. Я принялась озираться в поисках подруги.

– Анджела, – прошептала я, дергая ее за рукав, чтобы отвлечь от раскрасневшейся и дрожащей Элизабетты, которой она помогала отряхивать одежду.

– Что?

– Кажется, это фра Рафаэлло, о нем рассказывала Фидельма. Ну помнишь, тот захудалый проповедник, которого она благодарит за свое обращение? Ты только взгляни на них.

Анджела обернулась. Я заметила на ее лазурно-голубой юбке темное пятно крови.

– У тебя началось, – произнесла я. – Ничего, я пойду сзади, прикрывая.

Из-за сложностей своей любовной жизни Анджела потеряла счет трудным дням. Она выругалась, потом улыбнулась мне и поблагодарила, но я уже не думала ни о ее быстрой смене настроений, ни о Фидельме, ни о священнике. Внутри все сжалось до тошноты, а от шеи начал подниматься румянец, когда я поняла, какого дурака сваляла – ведь уже несколько месяцев у меня не было цикла.

Ни разу после отъезда Чезаре.

Лицо горело огнем. Холодный пот стекал мелкими струйками, вызывая дрожь. Не может быть… Анджела говорила… Вероятно, задержка произошла из-за какого-то побочного эффекта сифилиса. Но, о ужас, а вдруг я стала бесплодной? Как тогда надеяться на хорошее замужество?

– Идем! – воскликнула я, резко толкнув Анджелу в спину. – Мадонна и дон Альфонсо уже почти дошли до Корте. Нас хватятся.

– Обсудим позже, – сказала она, укрепив прокладку и надев свежую нижнюю юбку, а я тем временем оттирала пятно на парче влажным полотенцем. – Все равно в спешке ничего не успеем, а если пропустим вручение подарков, то нам несдобровать.

– Как ты думаешь, а вдруг он будет там? В Большом зале.

– Моя дорогая Виоланта, – она покачала головой с добродушной досадой, – он не приедет. Скорее всего даже и не собирался приезжать. Такова его стратегия. Я знаю Чезаре всю свою жизнь, и еще ни разу он не сдержал слова. Для него обман – своего рода дурманящее средство, отказаться от него он не в силах.

Раздаче подарков в Большом зале, казалось, не будет конца. Герцог и его семейство восседали на возвышении в конце зала, а придворные дамы и господа были вынуждены стоять плотными рядами: мужчины с одной стороны, женщины – с другой, оставляя место лакеям, секретарям, казначеям, поварам, главе литейной мастерской дона Альфонсо и его главному гончару, конюхам, крошечному кривоногому человечку, обучавшему скаковых лошадей герцога Эрколе, поэтам, музыкантам и придворным художникам, чтобы они могли пройти по центру и получить подарки. Рабы в новых красно-зеленых рубахах и замшевых перчатках подносили герцогу и его родственникам подарки с длинного стола, установленного под возвышением, придерживаясь порядка, в котором их предстояло дарить.

Я попыталась отвлечься от ноющей спины, тесных туфель и запаха немытых тел, сверх меры замаскированного плохо сочетающимися духами, представляя, какую муштру выдержали рабы от старшего домоправителя, чтобы жена сокольничего получила свою склянку засахаренных фруктов, а личный камердинер Сигизмондо – набор вышитых носовых платков, а не наоборот. Потом я придумала игру. Если грум, ответственный за почтовых голубей дона Альфонсо, получит свой подарок до смотрителя павлинов Ферранте, то Чезаре появится в ближайшие пять минут. Если я успею сосчитать до пятидесяти прежде, чем младшая дочь старшего пивовара пройдет от дверей до возвышения, то он не появится до ужина. Если в огромных бронзовых светильниках по бокам от возвышения успеет сгореть больше трех свечей до окончания благодарственной речи герцога Эрколе за добрую службу всей челяди, то все произойдет завтра. Что бы там ни говорила Анджела, мое упрямое сердце отказывалось смириться с мыслью, что Чезаре вообще не приедет.

Погода тоже не предвещала ничего хорошего. Когда мы наконец освободились, чтобы подготовиться к вечерним развлечениям, и пересекали двор, направляясь к Торре-Маркесана, снег повалил гуще. Усыпанные соломой булыжники превратились в серо-голубой ковер, в котором отражались огни факелов, прикрепленных к воротам башен. С потемневшего неба, кружась, опускались крупные снежинки, попадая нам на ресницы. Анджела задрала вверх голову и высунула язык. Кожа ее сияла, звездочки-снежинки успевали блеснуть, прежде чем растаять в теплых кудрях. Наклонившись, она набрала пригоршню снега, слепила комок и швырнула в меня. Снежок угодил мне в шею и соскользнул вниз по плечу. Тающая ледышка закапала с волос и промочила насквозь рубашку и лиф.

– Прошу тебя, Виоланта, успокойся. – Анджела обняла меня и притянула к себе, приглаживая мои волосы и прижимаясь холодной щекой к моей мокрой щеке. – Прости. Не плачь. То, что Чезаре не приедет, ничего не означает. А ты знаешь, каковы мужчины. Взять, к примеру, Ипполито. Пока мой дорогой Ипполито был в Риме, то делил постель с Санчей, но из этого не следует, что он ко мне равнодушен теперь, когда вернулся. У мужчин короткая память. Нам может это не нравится, но ничего не остается, как смириться. Так устроено в мире.

Была бы она такой же спокойной, если бы с принцессой Санчей спал не кто иной, как Джулио? Но я не собиралась злорадствовать, тем более что Анджела хотела меня подбодрить. Но даже если она права, даже если я способна прогнать из головы Чезаре все мысли о других женщинах, когда он был со мной, у меня по-прежнему оставалась причина поплакать.