Кэндис Кэмп - Опасный мужчина

Энтони замер, глаза его вдруг сверкнули холодной яростью.

– Значит, угрожал?

Энтони обвел взглядом зал, высматривая графа ди Граффео. Элеонора поспешно схватила его за локоть. Мышцы на руке Энтони напряглись, и она сжала пальцы крепче, стремясь удержать его.

– Нет, не надо меня защищать, – отчаянно зашептала Элеонора.

Энтони повернулся к ней:

– Я не позволю графу оскорблять вас. Это ему с рук не сойдет.

– Вы окажете мне большую услугу, если не будете устраивать сцену на консульском балу, – возразила Элеонора. – Мы ведь пришли за новой информацией, разве нет? А теперь, когда мы получили желаемое, вы хотите нарваться на ссору?

Энтони бросил еще один свирепый взгляд в сторону графа, который беседовал с группой других гостей.

– Прошу вас, – продолжила Элеонора, шагнув к Энтони ближе. – Конфликт ничего не даст, мы только оскорбим консула. Нужно разобраться, что происходит и почему ко мне являются воры. А дуэль нам в этом деле не поможет.

Энтони расслабился и слегка улыбнулся ей:

– Я и не собирался вызывать графа на дуэль.

– Вы итальянцев не знаете, – язвительно отозвалась Элеонора. – Если унизите его у всех на глазах, честь его будет задета, и опомниться не успеете, как придется искать секундантов. Скандал выйдет грандиозный, а толку никакого. Лучше просто разгадать, о чем говорил граф.

Энтони повернулся к ней:

– Отлично. И о чем же он говорил?

– Трудно сказать, – признала Элеонора. – Но когда Дарио заметил его в опере, он… – Элеонора оборвала себя на полуслове и огляделась по сторонам. – Знаете, а ведь Дарио я здесь не видела.

Энтони со скучающим видом скользнул взглядом по собравшимся:

– Я тоже.

– Вам это не кажется странным? Получается одно из двух – либо его не пригласили, либо Дарио сам не захотел приходить на бал консула его страны. – Элеонора задумчиво примолкла. – Дарио недолюбливает графа.

Энтони пожал плечами:

– Должно быть, оттого и не пришел.

Элеонора кивнула:

– Но его отсутствие показывает, что это не просто легкая неприязнь. Такое же впечатление у меня создалось и в опере. Когда Колтон-Смиты привели графа ди Граффео в мою ложу, Дарио заметно напрягся. Они двух слов друг другу не сказали. А потом, когда ди Граффео ушел, Дарио сказал, чтобы я из-за него не тревожилась. А еще назвал графа мерзавцем.

– Это уже серьезно, – заметил Энтони. – А чем именно граф вас тогда встревожил?

– На самом деле ничем. Видимо, Дарио просто заметил, что… мне этот человек не нравится. Граф разговаривал так же, как и сегодня, – загадками, будто имел в виду что-то другое.

– И отчего же Параделла так невзлюбил нашего графа?

– Я не спрашивала, но предполагаю, это из-за политических разногласий. Всем известно, что ди Граффео ярый сторонник короля и правительства, а Дарио, насколько я знаю, поддерживал карбонариев.

– А кто такие карбонарии?

– В буквальном переводе это слово значит «угольщики». Но тогда в Италии так называли себя представители либерального революционного движения. Точно не знаю, почему они выбрали именно такое название – думаю, хотели таким образом стать ближе к простым людям, рабочим, однако почти все члены организации – люди просвещенные. Они борются за политические свободы, а кроме того, хотят объединить маленькие итальянские государства в одну страну. Зародилось движение в Неаполе. Не знаю, известно ли вам что-нибудь про Неаполь…

Энтони пожал плечами:

– Знаю, что это королевство, правит им король Фердинанд, а жена его – одна из принцесс Австрийской империи. А еще Неаполь в свое время захватил Наполеон и поставил во главе одного из своих маршалов.

Элеонора кивнула:

– Мюрата. Он был мужем сестры Наполеона. Но хотя неаполитанцам не нравилось, что ими правит иностранец, Мюрат провел некоторые правительственные реформы, после которых у него появились сторонники.

– Но когда Наполеон был разгромлен, Неаполь вновь вернули королю Фердинанду, так?

– Да. Но многие испытывали к королю неприязнь. Активно высказывались за конституционную монархию. Именно к этому и стремятся карбонарии, всего два года назад они подняли восстание и даже вынудили короля Фердинанда принять конституцию. Однако потом австрийцы ввели в страну свои войска, разгромили повстанцев и восстановили абсолютную монархию.

– И что же произошло с карбонариями после поражения?

– Движение развалилось. Почти все лидеры оказались в тюрьме. Насколько мне известно, на этом все закончилось.

– Думаете, Дарио был карбонарием?

– Не уверена. Возможно. Общество было тайное. Однако туда вступало много молодых людей, как раз таких, как Дарио, – студентов, интеллектуалов, представителей либеральной части неаполитанского общества. А граф ди Граффео придерживается идеалов прямо противоположных.

Энтони нахмурился, размышляя.

– А Эдмунд во всем этом участвовал? Может, вот они – «неправильные взгляды», о которых шла речь?

Элеонора вздохнула:

– Не знаю. В принципе он был согласен с их идеями. Я часто слышала, как он обсуждает с друзьями политические свободы и права человека. Эдмунд ненавидел, когда кого-то подавляют. Но, с другой стороны, он не особенно увлекался политикой. Как вам известно, его главным интересом была музыка.

Энтони кивнул.

– Но если он и вправду был карбонарием, почему не сказал мне? – нахмурилась Элеонора.

– Вы же сами сказали – общество было тайное. Возможно, не хотел подвергать вас опасности. – Энтони с иронией взглянул на нее. – Несомненно, вам это покажется глупым, но многие мужья стараются защищать своих жен.

Элеонора бросила на него гневный взгляд:

– Поверить не могу, что Эдмунд участвовал в чем-то столь опасном!

– Правда? – Энтони с сомнением посмотрел на нее. – И почему же? Потому что Эдмунд всю жизнь был болезненным?

– Да. У него ведь были большие проблемы со здоровьем.

– Эдмунд много лет боролся со смертью и, возможно, оттого привык смотреть в лицо опасности, – тихо произнес Энтони. – Сами знаете, как Эдмунда злила его немощность.

Элеонора вздохнула:

– Эдмунд считал ее признаком слабости.

– И другие тоже знали, что он слаб, – напомнил Энтони. – Эдмунд это чувствовал и едва выносил жалость.

Элеонора взглянула на него:

– По-вашему, Энтони мог ввязаться в такое рискованное дело, лишь бы доказать, что он не слабак?

– Да, но не только, – ответил Энтони. – Наверняка Эдмунд был искренне предан движению. И он не позволил бы себе стоять в стороне только оттого, что это опасно.

Элеонора стояла, отвернувшись, и смотрела на танцующих. Долго молчала и наконец тихо произнесла:

– Лорд Байрон тоже противник абсолютизма. Он выступает за национализм и свободы.