Эдвин Робинсон - Дом на холме

And he was always quietly arrayed,
And he was always human when he talked;
But still he fluttered pulses when he said,
«Good-morning,»and he glittered when he walked.

And he was rich, – yes, richer than a king, —
And admirably schooled in every grace:
In fine, we thought that he was everything
To make us wish that we were in his place.

So on we worked, and waited for the light,
And went without the meat, and cursed the bread;
And Richard Cory, one calm summer night,
Went home and put a bullet through his head.

Когда б ни ехал в город он за чем,
Мы, люд с обочин, разевали рты:
От головы до пяток джентльмен,
По-царски худ, а руки так белы.

И он всегда неброско был одет,
Был прост в общеньи; но когда желал
Дня доброго, с нас лился пот в ответ,
Шел мимо – и сияньем ослеплял.

Богач – богаче королей, – вовек
Таких воспитанных не повстречать:
Вот, словом, совершенный человек,
На месте чьем мечталось побывать.

Трудились, лишь надеждами живя,
Не знали мяса, кляли хлеб; и вот
Безмолвной летней ночью, у себя,
Пустил наш Ричард Кори пулю в лоб.

Когда Ричард Кори по граду ступал,
Толпа на него глядела:
Он был джентльмен и каждый здесь знал,
Что нет совершенству предела.

И было легко с ним общаться всегда,
В нем были черты гуманизма;
Когда говорил: «С добрым утром» сердца
Замирали от его артистизма.

И взглядом богаче он был, чем король —
И статью он мог превозмочь:
И в сердце была у нас тихая боль
Мы им быть не можем точь-в-точь.

В надежде ходили мы с жаждою света,
Бродили без мяса и крохи тянули;
А Ричард Кори в расцвете лета,
Пустил в висок себе пулю.

Когда он в город выходил гулять,
Мы, люд задворок, на него смотрели,
Он джентльмен был с головы до пят,
По-царски худ, успешен в каждом деле.

По-скромному изящно был одет,
А в разговоре прост и человечен,
Он шёл и излучал собою свет,
В трепет вводил, сказав вам «Добрый вечер».

Богат он был – богаче королей,
Блестяще образован и умён;
Казалось нам, что жизни нет милей,
Когда судьба сопутствует во всём.

Перебивались мы с воды на хлеб,
Недоедали, жили, кто чем мог,
А Ричард Кори в цвете своих лет
Свёл счёты с жизнью, выстрелив в висок.

Strange that I did not know him then.
That friend of mine!
I did not even show him then
One friendly sign;

But cursed him for the ways he had
To make me see
My envy of the praise he had
For praising me.

I would have rid the earth of him
Once, in my pride…
I never knew the worth of him
Until he died.

Вот странно: я не знал тогда,
Что он мне друг,
И мы при встрече никогда
Не жали рук.

Порой я проклинал его,
И ведь была
Моя же зависть для него,
Как похвала.

И я хотел, чтоб он пропал,
Как страшный сон…
Ведь я его не понимал,
Но умер он.

Как странно: я не знал его,
А вот теперь мне друг,
Друг другу были мы никто,
Не пожимали рук.

Его тогда я проклинал
И зависть сердце жгла,
И каждый хор ему похвал —
Мне в сердце, как стрела.

Хотел бы я, чтоб он не жил,
Его я ненавидел,
Его при жизни не ценил,
И друга не увидел.

Тот чужеземец, он был прав!
Был другом мне!
А я лишил его всех прав
В своей стране;

И я терзал его, затем,
Чтобы узнать:
Дерзает он что и зачем
Тут прославлять?

Избавить землю от него
Я так желал…
Но я, тогда, цены ему
Увы, не знал!

When these graven lines you see,
Traveller, do not pity me;
Though I be among the dead,
Let no mournful word be said.

Children that I leave behind,
And their children, all were kind;
Near to them and to my wife,
I was happy all my life.

My three sons I married right,
And their sons I rocked at night;
Death nor sorrow never brought
Cause for one unhappy thought.

Now, and with no need of tears,
Here they leave me, full of years, —
Leave me to my quiet rest
In the region of the blest.

Узрев гробницы вид моей,
Меня ты, странник, не жалей,
И пусть в могиле я лежу —
Печальных слов я не прошу.

Прекрасны были дети,
Жена была мила;
На этом белом свете
Счастливой жизнь была.

Удачно сыновей женил
И внуков я своих взрастил;
Ни грусть, ни смерть не есть причина,
Чтоб на душе была кручина.

Не время ныне слёзы лить,
Немало лет успел пожить,
Оставь покойный уголок,
Блаженства тихого залог.

При виде надписей гранитных
Скиталец, не жалей меня.
Пусть я – средь жителей блакитных,
Но, скорбь речей – не для меня.

Оставленные мною дети
Мне отплатили добротой,
Жена и внуки были Светом:
Я знал прижизненный покой.

Трех сыновей женил удачно,
Внучат баюкал по ночам:
Причинами для мыслей мрачных
Не стали горе и печаль.

Сейчас, когда нет смысла плакать,
Почтенных лет обрел приют:
Меня уже не тронет слякоть
В краю, где ангелы поют.

У могилы, в тишине
Не скорбите обо мне,
Не позволю вам грустить!
Там я, где мне нужно быть.

Мои дети, все они,
С Добродетелью дружны.
Рядом с милою женой
Я всегда имел покой.

Сыновья женились честно,
Внуков я качал чудесных.
Смерть загладить не сильна
Радости, что нам дана.

Без неистовых рыданий,
Утомленным от стараний,
Я оставлен отдыхать —
Тихо Бога прославлять.