Григорий Кружков - Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
- Название:Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ЛитагентПрогресс-Традицияc78ecf5a-15b9-11e1-aac2-5924aae99221
- Год:2015
- Город:Москва
- ISBN:978-5-89826-449-9, 978-5-89826-451-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Григорий Кружков - Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2 краткое содержание
Второй том «Очерков по истории английской поэзии» посвящен, главным образом, английским поэтам романтической и викторианской эпох, то есть XIX века. Знаменитые имена соседствуют со сравнительно малоизвестными. Так рядом со статьями о Вордсворте и Китсе помещена обширная статья о Джоне Клэре, одаренном поэте-крестьянине, закончившем свою трагическую жизнь в приюте для умалишенных. Рядом со статьями о Теннисоне, Браунинге и Хопкинсе – очерк о Клубе рифмачей, декадентском кружке лондонских поэтов 1890-х годов, объединявшем У.Б. Йейтса, Артура Симонса, Эрнста Даусона, Лайонела Джонсона и др. Отдельная часть книги рассказывает о классиках нонсенса – Эдварде Лире, Льюисе Кэрролле и Герберте Честертоне. Другие очерки рассказывают о поэзии прерафаэлитов, об Э. Хаусмане и Р. Киплинге, а также о поэтах XX века: Роберте Грейвзе, певце Белой Богини, и Уинстене Хью Одене. Сквозной темой книги можно считать романтическую линию английской поэзии – от Уильяма Блейка до «последнего романтика» Йейтса и дальше. Как и в первом томе, очерки иллюстрируются переводами стихов, выполненными автором.
Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Не забудем, что зеленый цвет – символ Ирландии. Поэт был одержим любимой, но она-то была одержима политикой. Зеленое перо – это её флажок. Главным талантом Мод был ораторский дар, которым она, революционерка, легко увлекала огромные толпы. То есть в каком-то смысле образ Мод Гонн в стихотворении раздваивается. Она – Кентавр (роковая возлюбленная), но и Попугай (народная агитаторша) – тоже она. И, конечно, Мод Гонн легко могла ассоциироваться у Йейтса с попугайным пером. В своей автобиографии он вспоминал всюду сопровождавшие ее в поездках многочисленные «клетки, полные птиц, всевозможных канареек, зябликов, одного попугая – и даже взрослого ястреба, присланного ей из Донегала» [178]. Она обладала значительным состоянием и постоянно курсировала между Парижем и Дублином.
Любимая, которая дразнила его и томила; Даймон, с которым он пребывал в состоянии «вражды и беззаветной любви»; Муза, одарившая его многими бесконечно печальными стихами. И все это – Мод Гонн, его Кентавр, его Амор, который некогда сказал ему: «Я есмь твой владыка», но в конце концов растоптал мечты поэта.
При сопоставлении стихотворения Йейтса с «La Belle Dame Sans Merci» Китса и балладой «Дорога в Вальсингам» выявляется их общая композиция. Они начинаются с разгрома, разлуки, когда все безвозвратно утрачено: «Зачем, о рыцарь, бродишь ты, печален, бледен, одинок?» – «Ты не встречал ли по пути любимую мою?» – «Ты все мои труды в сырой песок втоптал…» Продолжаются ретроспективным рассказом о превратности судьбы и тщетности усилий. И заканчиваются печалью (Ките) или присягой в верности утраченной любви: «Ведь я тебя любил» (Йейтс) – «Но настоящая любовь – неугасимый свет» (анонимная баллада).
Возлюбленная, Даймон, Муза – разные стороны одного и того же, как Селена, Диана и Геката – ипостаси одной богини. В них неразрывно соединены отрада, мука и печаль. Черный кентавр, может быть, лишь еще одно воплощение Белой Богини, ее парадоксальное отражение в зрачке измученного ею поэта – так фигуры, снятые против яркого света, получаются на фотографиях черными.
Роберт Грейвз (1895–1985)
Происходил из литературной семьи: его отец, Альфред Персиваль Грейвз, был известным ирландским поэтом. Во время войны участвовал в военных действиях во Франции (в 1916 году в «Таймзе» даже появилось известие о его смерти). После войны переехал в Оксфорд, где работал над диссертацией о поэзии и сновидениях. Некоторое время преподавал в Ггипте, после чего поселился на острове Майорка, где предался исключительно писательству. Грейвз – автор исторических романов («Я, Клавдий» и др.), переводов, книг по мифологии. В «Белой богине» (1948; испр. изд. 1952) обосновывает и развивает парадоксальный тезис о том, что единственной темой европейской поэзии является Луна – «белая богиня». Глубокая меланхолия стихов Грейвза уравновешивается присущим ему чувством юмора и безукоризненным чувством формы.
Роберт Грейвз за рабочим столом. Фото 1950-х гг.
Уцелевший
Умереть в безнадежном бою, но воспрянуть опять
От возни мародеров – избегнуть их гнусных когтей
И вновь стоять на широком парадном плацу
Изукрашенному шрамами и орденами, с оружьем в руках,
Правофланговым в строю необстрелянных молодцов –
В том ли счастье? Остаться случайно в живых,
Когда остальные погибли? Ноздрями вдыхать
Аромат утренней розы, расцветшей в саду?
Слушать трели щегла на заборе, поющего так,
Словно он сам только что изобрел этот мир?
В том ли счастье – после самоубийства двоих
(Сердце, разбившееся о сердце) вернуться назад
Как ни в чем не бывало, пригладить прическу, смыть кровь
И невинную, юную увести в теплый мрак,
Шепчущую впотьмах: «твоя, навеки твоя»?
Плащ
В изгнанье взял он несколько рубах,
Горсть золотых и нужные бумаги.
Но ветер над Ламаншем дул навстречу
И раз за разом отгонял корабль
В Дил, Ярмут или Рай. И лорд, страдая
От качки, заперся в каюте. Вскоре
Его находим мы, допустим, в Дьеппе,
Где, только лишь баул распаковав
И свой ночной колпак на гвоздь повесив,
Он днями напролет играет в карты,
Фехтует ради упражненья или
Любезничает с горничными. Ночью
Он что-то пишет. Все идет отлично;
Французский для него почти родной,
И местное вино совсем недурно,
Хотя и резковато. Поутру
Слуга приносит свежую газету
И чистит шляпу. Джентльмен повсюду
Как дома, объясняет камердинер,
Заботы об усадьбе отвлекли бы
Их милость от теперешних трудов.
Отъезд на несколько ближайших лет
Он думает, окажется полезным.
Ходатайство? Заступничество друга?
В том нет нужды. Изгнанье не страшит
Того, чье правило – быть патриотом
Лишь своего плаща. Должно быть, это
Разгневало высокую персону.
Как снег
То, что случилось с ней, случилось тайно,
Как снег, упавший ночью. Мир проснулся
И сразу же зажмурился от света,
Невольно бормоча: «Ослепнуть можно», –
И потянулся, чтоб задвинуть штору.
Она была, как снег, согревший землю,
Теплей на ощупь, чем ждала рука,
Как снег, укрывший все, что было ночью,
Пока не собирающийся таять.
Любовь, дерзи и яблоко грызи
Любовь, дерзи и яблоко грызи,
Высоко, гордо голову неси,
Купайся в солнечных лучах беспечно;
Не вслушивайся, как во внешней мгле
Хрипит и мечется, грозя земле,
Слепая, злая, бешеная нечисть.
Не бойся – смейся, пой и веселись,
В одежды праздничные облекись,
Пока горячка крови не остыла;
Спокойно шествуй между тьмой и тьмой
Сверкающей, как брачный пир, стезей –
В просвете этом узком, как могила.
Портрет
Она всегда естественна со всеми,
Включая незнакомцев. А другие
Жеманятся и лицемерят даже
С мужьями собственными и детьми.
Она проходит в полдень незаметно
По площади открытой. А другие
Фосфоресцируют – всей толщей бедер –
В любом неосвещенном переулке.
Она обречена, кого полюбит,
Любить безудержно и беззаветно.
А эти называют ее шлюхой
И оскорбленно морщатся при встрече.
Таков ее портрет – упрямый, юный;
Прядь вьется, взор сияет вопрошая:
«А ты, мой милый? Так же ль непохож
Ты на других мужчин, как я на женщин?»
Трофеи
Когда все кончено и бой утих,
Военные трофеи пригодятся:
Оружье, шлемы, флаги, барабаны
Украсить могут холл и кабинет,
А мелкую добычу мародера –
Монеты, кольца, золотые зубы
И прочее – их можно сбыть втихую.
Интервал:
Закладка:
